Варю воду, пудрю мозги, играю на нервах...
Название: Поход в гости с благими намерениями
Канон: Малефисента: Владычица тьмы (2019)
Автор: Roksan de Clare
Размер: миди, 8899 слов
Пейринг/Персонажи: Борра/Малефисента, Диаваль, Филипп/Аврора, ОМП, ОЖП
Категория: гет
Жанр: фэнтези, приключения, драма, флафф
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Семейная жизнь для убежденного одиночки может стать серьезным испытанием.
Размещение: запрещено без разрешения автора
читать дальше========== Часть 1 ==========
Если после финала сказки ты остаешься один, почти никому не нужный, то это только твоя беда. Если ты добровольно отдал роль принца или мятежного героя кому-то другому, а сам натянул маску Полишинеля, то грех жаловаться, что остался не у дел. Опять же — ты ж птица. Ты свободен. Мог бы давно свить свое гнездо и радоваться собственному счастью. Всему виной глупое любопытство, когда желаешь знать, что же будет происходить потом, когда занавес опустится. Диаваль, сам не зная зачем, все еще оставался здесь — между двумя мирами. И одновременно с тем — сам по себе.
***
Как тому, кто имеет крылья, ему была оказана особая, исключительная честь быть вхожим в убежище темных эльфов. Как первый друг и нянька принцессы Авроры, он был близок к королевскому двору. Во дворце для него всегда были открыты окна и приготовлено угощение. По крайней мере о пропитании точно можно было не думать.
Не обходилось и без курьезов. Например, какой-то шутник придумал, что если погладить ворона принцессы под горлышком, то незамужняя девушка непременно найдет жениха, а замужняя дама, если в ее семье любовь остыла, таким образом вернет ее или же найдет замену нерадивому супругу. Но никто же не станет ловить колдовского ворона, его старались приманить ласковыми словами и лакомствами. До поры до времени Диаваля это развлекало, пока одна любвеобильная дама не решилась выдернуть еще и его перо «на счастье». И стало совсем не смешно, когда ее примеру последовала и вторая. Так недолго было оказаться как кур ощипанным. Поэтому визиты во дворец пришлось ограничить.
Но и так Аврора и Филипп его не забывали. Им, молодым и все еще влюбленным, тоже не всегда уютно было под пристальными взглядами в огромной клетке дворца. Хорошо, на время сбежать оттуда не составляло особого труда. Хотя бы на конную прогулку. Почти каждый день они ехали двое, рука об руку, красивые, окутанные как легкой дымкой собственным счастьем, и неизменно останавливались возле дуба, который облюбовал для временного гнезда ворон, и приветствовали:
— Добрый день, Диаваль!
Иногда, когда погода была особо хорошая, молодожены устраивали небольшой пикник. Тогда Диаваль неизменно к ним присоединялся, но уже как человек, что благодаря последнему дару его госпожи для него теперь было просто и происходило по собственному желанию. Принц очень интересовался жизнью темных эльфов. Аврора с удовольствием слушала такие истории, но как бы ей ни было любопытно, сердце ее было с крестной, и новости о ней она ждала больше других.
Не при Филиппе, и может, не так резко, как хотел бы на самом деле высказаться Диаваль, но рассказать было что. Диаваль был бесконечно рад. Наверное, самое лучшее, что могло произойти с Малефисентой после всех ее бед — обрести семью. Только вот сближение с себе подобными при ее-то осторожности и даже замкнутости происходило слишком быстро. Начать с того, что в святая святых, пещере, где все эти годы Малефисента жила одна, даже после того, как отдала приемной дочери Топкие Болота, появился кто-то еще. Притом, когда Диаваль являлся к госпоже с последними новостями, этот тип умудрялся «деликатно» исчезнуть, как будто его тут никогда и не было, что выглядело совершенно нелепо. Выдавал парочку даже не какой-то новый, необычный дух, что теперь чувствовался в пещере Малефисенты, а она сама. Разве достойно Владычице Тьмы перед своим посланцем вести себя подобно нашкодившей девчонке, довольной, что ловко спрятала свою проделку?
«Ты ревнуешь».
Да, однажды Диаваль увлекся и между забавным рассказом ненароком выдал собственное негодование в сложившейся ситуации. Следовало прикусить язык, пока есть зубы, и не болтать лишнего. И больше всего смутило и возмутило, что это утверждение прозвучало из уст Авроры.
Не ревновал он! Определенно не ревновал! Если бы Малефисента попросила совета, то он бы с превеликим удовольствием сосватал ей Удо, еще одного предводителя темных эльфов, с которым Диаваль очень легко нашел общий язык и даже сдружился. Мудрый, сдержанный, терпеливый и даже неплохой маг — все достоинства, чтобы составить пару королеве. К тому же, она была ему симпатична — при всей его серьезности и рассудительности очень ответственное признание. Удо даже пытался за Малефисентой ухаживать, но делал это так ненавязчиво, что она или не поняла, или вовсе не заметила.
Опять же, Диаваль и словом бы не возразил, если бы госпожа выбрала Энгуса — преемника Конолла. Утонченный, остроумный… Да, что там… Теперь уже поздно было перечислять достоинства так и не сложившихся претендентов.
Из всего богатого выбора рогато-крылатых самцов, она умудрилась связаться с самым неподходящим ей. Непредсказуемый разбойник с полным отсутствием манер! Может, и правда госпожа, падая с башни, головой ударилась?
Диавалю нужно было об этом выговориться, и это должен был быть тот, кто не станет лезть с мудрыми советами и забудет все, что он сказал, где-то к концу дня. Хоть ворон и не был уверен, что беспечная фея не сбежит на середине его исповеди, как слушательница была выбрана младшая из фей-«тетушек» Авроры, хохотушка Фислвит. Сбежал Диаваль, когда вроде бы недалёкая феечка проявила необычайную прозорливость.
«Как мило! Ты для нее просто как папочка».
От возмущения Диаваль так громко каркнул, что крошечная фея испуганно шарахнулась в сторону.
========== Часть 2 ==========
Диаваль улетел, чтобы подумать, пережить обиду, которая по здравому размышлению была уж слишком эгоистичной. Не по принуждению же он оставался с Малефисентой столько лет, каждый день пытаясь доказать, что она не тьма, она свет, который померк в обманчивом тумане. Он как драгоценное сокровище выкапывал из ее сердца любовь, жертвенность, нежность, а она одним махом взяла все это и вручила кому-то чужому. Все эти игры в прятки и смущенные взгляды, а за глаза, наверняка, долгие разговоры, если не сказать воркование. И если бы только это! В отличие от красивой любви Авроры и ее принца, которые за два года лишь касанием губ обменялись, отношения Малефисенты и — если уж принимать ситуацию и называть все своими именами — Борры напоминали стремительный ураган. Стать третьим между ними — быть сметенным, сдавленным и расплющенным о землю.
Диавалю нужно было улететь, чтобы стать самим собой. Принцессе принца, королеве разбойника, а ворону — свободу. И это он деликатно доложил своим женщинам.
«Ты же вернешься со своей парой, чтобы напомнить крестной о ее обещании?»
Вот зачем Аврора так сказала? Ее слова и грустный взгляд целый год в сердце занозой сидели. Может, если бы не это, Диаваль действительно нашел бы себе пару, свил бы гнездо, завел бы птенцов. Они бы выросли и улетели. Только как-то вот не складывались у него отношения с собственным родом. Отвык он от них. Для остальных воронов он теперь казался слишком странным и неправильным, а что неправильное — то может быть опасным. Поэтому стоило или держаться от него в стороне или отогнать его. Отогнать чужака. Если бы Диаваль постарался, то переломил бы ситуацию, но вот хотел ли он этого? Гораздо больше обустройства собственной «вольной» жизни его волновало, а не совершил ли он ошибку, бросив тех, кто стал ему дорог. Если с Малефисентой была уже давняя сложившаяся связь, и Диаваль наверняка бы почувствовал, случись беда, то с Авророй все было иначе. Конечно, это уже не та любопытная девочка, постоянно находящая себе опасные приключения, ее есть кому поддержать и защитить… Но все же…
Первую остановку после возвращения Диаваль сделал на том самом дубе, откуда наблюдал за верховыми прогулками Филиппа и Авроры. Было бы неправдой сказать, что он на что-то надеялся. Даже если принц и принцесса и не оставили привычку ездить именно этой дорогой, погода была не самая лучшая для подобных развлечений: моросил мелкий, противный дождь. Каково ж было удивление Диаваля, когда он заметил приближающуюся одинокую всадницу. Хоть на ней и был скромный плащ, полностью ее укрывающий, но сомнений не было: сердце подсказало, радостно подпрыгнув — Аврора.
— Филипп говорил, что это глупости, но я чувствовала… Я знала, что ты вернулся! Ты же обещал!
Неважно, что Диаваль не мог припомнить такого обещания. Важно было то, что он понял: пусть он и глупейший из самых глупых воронов, но его место здесь.
Видимо, дыхание Авроры от быстрой езды сбилось, и она даже не заметила, что капюшон упал, а ее лицо мокрое от капель дождя, который начал уже припускать. А Диаваль, несмотря на то, что его почти что воспитанница могла заболеть, был настолько растерян и счастлив, что некоторое время просто перебирал лапами по ветке, топчась туда-сюда. Пока наконец-то не вспомнил о даре Малефисенты и не догадался неосторожную девочку хоть под крону дуба затащить, а потом пытаться хоть как-то согреть собственным теплом ее прозябшие ладошки. Доказательством их связи и привязанности стало не только то, что Аврора каким-то чудом почувствовала возвращение Диаваля, а и ее беспокойство, когда первым вопросом она спросила о его паре, а только потом то, что волновало ее больше всего: видел ли он ее маму. На тот момент Диавалю не было что ей рассказать, но исправить упущение он собирался в самое ближайшее время.
***
«Я скучала по тебе», — признание темной феи звучало так неожиданно мягко и искренне, что Диаваль ни разу не усомнился, что так и было, хотя и скептически заметил: «Только не говори, что это результат твоей тоски обо мне.»
Если Малефисента, привыкшая к подобным шуточкам в былые времена, усмехнулась, то кое-кому она явно пришлась не по душе. Борра сделал вид, что не заметил многозначительный взгляд Малефисенты, намекающий, что ему бы следовало хоть на время незаметно исчезнуть, а наоборот всей позой и не особо дружелюбной усмешкой-оскалом показывал, что Диаваль тут не совсем желательный гость, и ему действительно стало немного неуютно. То, что самоуверенный эльф (если только сам ничего не испортит), окончательно заселится в убежище госпожи, Диаваль не сомневался. Малефисента никогда не была ветреной, после единственной роковой ошибки доверяла осторожно, но привязанность и любовь ее были крепки, если заслужить. Да, между Малефисентой и ее внезапным избранником теперь возникла напряженность, но она имела вполне естественные причины. Она привыкла решать все сама и не привыкла делить власть, а он не умел подчиняться. Борра стал настолько насторожен, что слегка утратил ту нахально-бесшабашную легкость, которой покорил Малефисенту. В ней же чувствовалась усталость от слишком скорой глобальной перемены в жизни. Ведь теперь в пещере Повелительницы Тьмы жило уже даже не двое, а трое крылатых эльфов.
Именно этой новостью Диаваль, конечно же, с позволения Малефисенты, и поделился с ее приемной дочерью.
— Так значить у меня теперь есть братик! Вот теперь я просто обязана навестить крестную!
Диаваль скривился, будто что-то кислое съел:
— Не самая лучшая идея.
Ему не очень-то хотелось отвечать на дальнейшие возможные расспросы. Проведя год в поисках себя и наблюдая за сородичами, он понял, почему ему лично так не нравился Борра. Как ни смешно, дело было в перьях. Если бы у Диаваля спросили, что за птица этот Борра, то по рыже-пестрому оперению он бы сразу назвал сокола. А эти наглые охотники — вечные враги воронов. Не желая строить собственные гнезда, соколы занимают уже готовые, вороньи, выгоняя хозяев. Вороны не оставались в долгу, при случае разоряя кладки, расклевывая яйца соперников, убивая еще неоперившихся птенцов. Если бы Диаваль желал бросить камень в отношении Малефисенты и ее избранника, то стоило лишь поддержать Аврору в ее желании навестить названную мать. Малефисента не смогла бы отказать приемной дочери, а Борра ни за что бы ни допустил появления в их жилище человека. Ссора была бы — только перья бы полетели. Рыжие перья.
Но он не поддержал. Умница Аврора не стала настаивать, просто отошла к окну и грустно вздохнула, а Диавалю стало не по себе, словно он причинил ей боль.
— Филипп хотел собрать предводителей темных эльфов в замке. Не самая лучшая идея, да?
Аврора отвернулась и потому не видела, как Диаваль пожал плечами. Идея, может, и была неплоха, ведь достигнутое перемирие еще не означало, что крылатые сородичи Малефисенты стали полностью доверять людям и готовы пустить их в свой мир. Только вряд ли вожди примут приглашение — двое против четырех. А главным противником, конечно же, будет Борра. Если бы хоть как-то переубедить этого упрямца, то с остальными было бы проще.
— Всю шестерку я обещать не могу, а вот одну, или даже двух привести в гости — вполне возможно, — пообещал Диаваль. — Напомню-ка твоей фее-крестной об одной старой традиции, когда молодая мать должна прийти к крестнице с благословением.
— Вот хитрец! А я и не сомневалась, что ты что-то придумаешь.
Улыбка Авроры стала лучшей наградой за необычную, но очень мудрую мысль, которая могла решить множество проблем. Принцесса смогла бы увидеться с названной матерью и исправить нелепые ошибки и недоразумения, возникшие при знакомстве с родителями. Малефисенте хоть на короткое время необходимо было сменить обстановку и отдалится от сородичей.
Материнство оказалось для нее серьезным испытанием, хотя она и считала, что кое-какой опыт присмотра за ребенком у нее есть. Но одно дело просто наблюдать, как растет чужое дитя, другое — денно и нощно воспитывать свое. Тем более, как оказалось, природа маленьких темных эльфов отличается от природы человеческих младенцев. Первые гораздо раньше начинают требовать самостоятельности: ползать, исследовать мир, но как у всех младенцев — страх чужд им. Для них не существует до поры до времени ни высоты, ни жутких теней, ни страшных звуков. Все это вызывает только живейший интерес. А по сравнению с другими малышами-эльфами сын Малефисенты оказался невероятно бойким. Он все время был в движении, пытаясь куда-то уползти, и все, что двигалось, попробовать на вкус. Малефисента не разделяла восторги Борры: «Настоящий боец и охотник», считая, что мальчику не помешало бы научиться немного сдержанности. С попытки-то немного угомонить эльфеныша и вышла первая ссора в крылато-рогатом семействе. Из корней дерева Малефисента начаровала некое подобие просторного кокона для малыша, которое назвала колыбелью, а Борра возмутился, что не позволит держать сына в клетке и все разнес. После этого случая парочка почти перестала разговаривать.
Кто-то бы еще год назад сказал, что Диаваль попытается восстановить мир между Малефисентой и ее разбойником — никогда бы не поверил. Однако рассказывать о приглашении госпожи Диаваль отправился первым не к Малефисенте, а к ее сожителю.
Он недооценил прозорливость Борры.
— Сам придумал? — проворчал сердито эльф в ответ на тщательно сочиненную историю о старинной людской традиции, хоть та звучала довольно правдоподобно, а убеждать Диаваль умел. Ворон на всякий случай уже приготовился ретироваться с неудачных переговоров, ведь Борра, не обладая поражающей магией, имел соколиную реакцию. Только сдаваться после того, как уже раскрыл полправды, было бессмысленно — можно было и все дело загубить. Поэтому новая стратегия убеждения упрямого эльфа основывалась на чистой правде.
— Я благодарен тебе, что ты заботишься о моей госпоже. Она это тоже ценит. Но твоя забота иногда как хватка хищника — не вздохнуть.
— Неужели? — один стремительный рывок, и как раз такая хватка оказалась на вороте Диаваля. Наверняка Борра был зол. Неприятная правда режет больнее оружия. Совсем уж безумством было продолжать злить того, кто явно сильнее тебя, но разве был у ворона выбор?
— Аврора была ей семьей до того, как она узнала, что не единственная в своем роде. До того, как узнала тебя. До того, как она сама стала матерью. Хочешь-не хочешь, но ты не сможешь вырвать это из ее сердца.
— И чего хочешь ты добиться этим признанием? — прорычал Борра, почти не расцепляя зубов, отчего лицо его, находившееся почти в самой близи с лицом Диаваля, приобрело зловещее выражение. Диаваль сомневался, что эльф мог прочитать душу, как грамотей читает книгу, но ему все равно стало не по себе. Он даже нервно сглотнул, прежде чем продолжить.
— Отпусти ее, — Диаваль говорил негромко, понимая, что в его положении тихие и уверенные слова будут скорее услышаны, чем крики и пафосные воззвания. Еще он вспомнил о собственной гордости и попытался хоть как-то ее отстоять, перехватив запястья Борры. Тот не усиливал натиска, а лишь чуть склонил голову, выражая любопытство. Держать паузу не имело смысла, потому уже смелее Диаваль повторил: — Отпусти ее, чтобы она вернулась, чтобы снова почувствовала себя свободной…
— Ты все сказал? — Борра так резко отпустил собеседника, демонстративно отведя руки в стороны, что от неожиданности Диаваль пошатнулся. — Я тебя услышал. Теперь — кыш! — Он медленно развернулся, отошел на несколько шагов, и следом неторопливо отлетел прочь, всем видом продемонстрировав, что разговор закончен.
— И? — бросил в спину ему Диаваль, но ответа не получил.
========== Часть 3 ==========
Казалось, все придется решать без Борры, Малефисента ведь все равно сделает все как задумала, а может, даже и назло, если избранник попробует доказать свою власть. Однако Борра недаром слыл самым непредсказуемым из своего рода. Он умело сделал вид, что приглашение Малефисенты для него нечто неожиданное, какое-то время задумчиво хмурился, а потом выдал:
— Почему бы и нет.
Его спокойный тон не смог обмануть Малефисенту.
— Ты не последуешь за мною, — звучало как приказ, а не как просьба.
— Как скажешь, — вот тут уже Борра выказал волнение, что вылилось в слишком уж переигранное равнодушие. Диаваль даже подумал о том, что тот пытается скрыть обиду на то, что его так бесцеремонно отстранили от сопровождения и охраны собственной семьи, но то, что сам он внезапно войдет в круг доверия воинственного эльфа — стало самой огромной неожиданностью. — Пусть о тебе твой ручной ворон позаботится. Надеюсь, ему хватит ума не завести тебя в ловушку.
Когда тебя так высоко ценят, пусть и выражают это довольно странно, это приятно, но то, что на тебя ложится вся ответственность, случись что неожиданное — слишком тяжелая ноша для простого ворона. По мнению Диаваля, для престижа и безопасности почти королевы можно было отправить с нею небольшую свиту, но Борра все воспринял слишком буквально. Диаваль всю дорогу до замка Алстеда пытался заметить хоть какую-то тень мелькнувшую от гигантского крыла. Ничего. Однако его не оставляло ощущение, что их незаметно преследуют.
***
Ворон не ошибся.
Предупрежден — значит вооружен. Еще до того, как Малефисента объявила о «внезапном» решении навестить человеческую подопечную, несколько эльфов «пустынников» вылетели с Гнезда, направляясь к людскому убежищу, где сейчас обитала та самая Аврора. Это были опытные воины, принимавшие участие в Однодневной войне, и им не нужно было ничего объяснять, в отличие от Халкона, совсем еще молодого эльфа, для которого подобного рода задание было первым.
— В охране замка есть слепое пятно. Подлетишь под водопадом у скалы, далее ровно вверх по замковой стене. Только раньше выбери момент, понаблюдай, чтобы стражники точно не направлялись в эту сторону, — давал установки Борра. — Если все будет безопасно, оставайся, пока там будет Малефисента, потом так же незаметно возвращайся.
— Да, я понял, — зрачки в желтых глазах Халкона лихорадочно расширились, так что те казались почти черными, лишь с тонкой золотой окантовкой, а темно-бурые маховые перья оттопырились. Он готов был в тот же миг сорваться выполнять важное задание, но оставался еще один немаловажный вопрос. — А если королеве будет угрожать опасность, я…
— Увидишь что-то подозрительное — сразу возвращайся в убежище, — прервал его Борра. Он был точно уверен, что Халкон поступит как раз наоборот. Решить все самому — так бы и он сам поступил в том возрасте.
И все-таки Борра готов был принять риск и доверить новичку близких. Причин было несколько. Первая и самая основная — надежда, что ничего не случится, а недоверие его необоснованно, что Коналл был прав: время настало говорить с людьми, а не воевать. Халкон вернется домой незамеченным, если только сам себе не найдет приключение. Даже если случится, что его обнаружат, в этом нет ничего страшного: должен же мальчик опробовать крылья в настоящем деле, пусть и пустяковом. Если же случится, что все это приглашение было лишь подлой ловушкой, на Халкона Борра не надеялся. С этим должны были разобраться трое эльфов, что он послал ранее. Опытные и хитрые, умеющие быть незаметными, быстрые, сильные. Будь у пустынников людской инстинкт бессмысленного убийства, последним бы пришлось несладко. Однако о ситуации они будут судить из собственного опыта, а вот незамутненный взгляд Халкона должен был стать глазами Борры.
— Никуда ты не денешься, — проворчал он кому-то неизвестному, ведь Халкон уже улетел. А Борре оставалось самое тяжелое бремя — ждать и ничего не делать.
С первой задачей Халкон отлично справился: слежки Малефисента не обнаружила. Как-то не до этого было, ведь все внимание было сосредоточено на сыне. Первый полет, пусть и на руках матери, он перенес с восторгом и даже без возмущения оттого, что его пришлось запеленать, ограничив свободу. Но он вспомнил об этом, когда они были уже на земле, и раскапризничался так, что Малефисенте, чтобы создать мост из лоз, пришлось с некоторым сомнением передать его обратившемуся в человека Диавалю.
— Улыбайтесь. Вы ведь это уже умеете, — как-то не вовремя посоветовал под руку ворон.
— Может, обойдемся? — огрызнулась Малефисента. — Что ты ему делаешь?
Она резко обернулась на странные звуки, которые издавал ее сын. Они походили на урчание, и раньше ее малыш никогда так не шумел. Ничего ужасного или опасного не происходило. Диаваль просто щекотал макушку маленького эльфа, а тому нравилось. Малефисента как-то и не догадывалась даже, что ее непоседливого ребенка можно успокоить подобным образом, но на всякий случай забрала его обратно.
Им не пришлось, как в первый визит, шествовать почти через весь город. На том берегу реки, служащей своеобразной границей между волшебными Топкими болотами и людским королевством Альстед, уже ждала карета, а Аврора и принц Филипп на правах хозяев встречали важных гостей.
— А как же Борра? Я надеялся, он будет с вами.
— Может как-нибудь в следующий раз, — пришлось все-таки улыбнуться, и Малефисента искренне надеялась, что это не выглядело как оскал.
Филипп немного расстроился отсутствию бывшего врага, и пока еще не союзника крылатого эльфа, который, несомненно, заслужил его уважение. Если подумать, то войну между людьми и эльфами закончило даже не появление Малефисенты, а благородство Филиппа и мудрость Борры, решившего, что люди заслуживают еще одного шанса. Время шло, но за всеми хлопотами сближение людей и эльфов не продвинулось ни на шаг. Нужно ли это им? У Малефисенты ответа не было, пусть бы Борра разбирался. Она поклялась защищать собственный род, а из людей ее волновали счастье и покой одного-единственного родного человечка, ее маленького чудовища, Авроры. Но та выбрала стать королевой людей, а не волшебных существ. Оставалось уважать ее выбор, раз уж посоветовать поостеречься уже не можешь, раз уж не можешь быть рядом, ведь почти каждый визит Малефисенты в мир людей заканчивался большой проблемой. Первый раз из вроде как справедливого желания мести было наложено проклятие на крохотную невинную Аврору, второй раз — погиб отец Авроры. В третий раз сама Малефисента попала и под клевету, и под пулю. Четвертый раз она прибыла в разгар войны, которая закончилась свадьбой Авроры, но перед этим ей пришлось умереть. Все закончилось хорошо, и тут, дай Диавалю волю, он бы наверняка начал советовать: «Мыслите положительно. Теперь проклятие наверняка снято». Хотелось бы верить.
— Я так счастлива, что ты снова рядом.
За признание Авроры можно было и сто жизней отдать. Зато Филипп молчал, и вечно разговорчивый Диаваль тоже, что было немного странно. Может, и правда стоило взять с собой Борру, и пусть бы мальчики развлекались, а не копили напряжение, которого и без того было достаточно: словно под воду ушла, и воздуха не хватает.
Свободно вздохнуть получилось, когда они наконец-то остались почти один на один с Авророй, не считая сына, а этот непоседа вдруг стал воплощением спокойствия, как будто Удо заговорил его.
— Можно?
Не без сомнения Малефисента передала сына приемной дочери. Тот снова проявил свой нрав, пытаясь вскарабкаться ей на плечо, но тут же был возвращен обратно.
— Ты будешь хорошей матерью, — владычица тьмы залюбовалась, как просто ее девочка справлялась с маленьким неуемным монстром.
— Я такой же была? — едва сдерживала смех Аврора, поскольку с названным братиком у них вышла ненароком забавная игра. Тот пытался поймать локон Авроры и пихнуть его в рот, Аврора же его мягко, но настойчиво отнимала.
— В его возрасте ты спокойно лежала на спинке и не доставляла стольких бед.
Как будто поняв, о ком речь, и не соглашаясь, малыш зарычал.
— Он же мальчик! — не сдержав умиления, Аврора поцеловала малыша в лоб. — Как его зовут?
Вопрос дочери заставил Малефисенту замяться.
— У него пока нет имени. У нас принято давать ребенку имя, когда рожки появятся.
У каждого народа свои традиции. Некоторые из них казались Малефисенте странными, но это простое «нас» делало ее сильнее, и все вставало на свои места.
— Я буду звать тебя Маленький Принц.
На этом моменте их прервали.
В честь важной гостьи был организован пир. Только маленькому эльфу рано было там присутствовать. Это бы утомило его.
— Нет! — запротестовала Малефисента.
— Не волнуйтесь, госпожа, — пыталась урезонить гостью женщина, которой собирались поручить малыша. — С вашего сына ни один волосок или перышко не упадет. Мне можете довериться. Я вырастила Его Высочество Филиппа…
— Почему с моего сына что-то должно падать? — доводы старой служанки совсем не убедили встревоженную мать, а Диаваль напрасно подавал знаки, строя рожи. Все решила Аврора, внезапно найдя болевшую, но неизвестную занозу:
— Он никогда не останется один, а ты никогда его не потеряешь. Поверь мне…
Ее руки переложили малыша в колыбель — более просторную, чем в его возрасте лежала Аврора, но и с высокими стенками — выбраться из нее, не умея летать, маленькому эльфу было бы невозможно. Внизу она была устлана мягкими подушками и покрывалами — для сладкого сна, который необходим был даже такому неугомонному эльфу.
— Ну же! — шептал рядом Диаваль. — Когда-то вам придется его отпустить. Вы же не станете его держать, пока он ростом с вас или его отца станет? Так может, сейчас попробовать?
С некоторым сомнением Малефисента развела руки, оставляя сына.
— Постарайтесь отдохнуть и никого не убить,— жужжал на ухо Диаваль.
— Не волнуйся: Маленький Принц под присмотром, — говорила Аврора.
Малефисента поверила им обоим, тем более Аврора точно не врала. Только обе они даже не подозревали, что маленькому эльфу будет уделено больше внимания, чем им хотелось бы.
========== Часть 4 ==========
Халкону без труда удалось пробраться в замок и, несмотря на царившую там суету, а может, и благодаря ей, оставаться незамеченным. Малефисенту он обнаружил почти сразу. Та была в большом зале на празднике. Не сказать, чтобы особо веселилась, но и среди своего народа королева отличалась сдержанностью. Обеспокоенной или зачарованной она не выглядела, но с нею не было сына, а это было подозрительно. Оставалось только убедиться, что сын предводителя в безопасности, а значит, найти его.
Просто так шнырять по замку и не выдать себя было невозможно: слишком много людей, слишком узкие коридоры, а укрытия ненадежны — крылья, верные помощники, тут только мешали. Халкон попытался сориентироваться по запаху, но в большом людском жилище ему становилось душно: смешанная труха и зловоние, приправленное резкими ароматами с топленым жиром. Тут проще было захватить пленника, запугать, чтобы не начал кричать, расспросить, а потом заставить все забыть — Халкону дана была такая сила. Он уже почти выбрал жертву: женщина, очень молодая, какая-то слишком суетливая и взволнованная, и отказался. Она как раз скоро прошлась возле его укрытия, а от нее исходил тот запах, что он желал учуять, а еще запах непонятный для этого места запах летних трав, хоть в человеческом мире была уже переходящая в зиму осень. Но это было неважно. Важно было, что ее руки какое-то время назад держали эльфийское дитя.
«Тебе снова нужно к нему прикоснуться», — приказал Халкон, вытянув раскрытую ладонь по направлению к девушке, постепенно сжимая пальцы, как будто что-то удерживая.
Девушка вздрогнула, оглянулась, не понимая, откуда взялся голос и желание. Она оказалась какой-то странной, слишком послушной, что ли: пошла так быстро, что чуть ли не побежала. Халкона даже сомнение взяло: может она что-то заподозрила.
— Осторожней, Дениза. Куда ты так несешься?
Преследуемая так спешила, что едва не столкнулась плечом с каким-то из слуг, и Халкон едва успел спрятаться за портьерой.
Вынужденная задержка привела к тому, что девушка скрылась из вида.
— Дениза, Дениза… Обернуть бы тебя в мышь, Дениза, — ворчал Халкон.
Бесконечные коридоры, повороты, множество дверей, а он скован необходимостью скрываться. Немудрено, что в какой-то момент потерял след. Коридор заканчивался тупиком, а значит, шустрая Дениза скрылась за одной из дверей. Искать долго не пришлось, от одной из дверей шел явный запах опасности. Она была слишком явной, что на раздумья не оставалось времени.
— Что же ты натворила, Дениза? — рыкнул Халкон, с разгону сшибая плечом преграду.
Наверно он бы удивился, но у той, кого звали Денизой, и без всякого эльфийского внушения почти в тоже мгновениями раньше промелькнула та же самая мысль.
«Что же ты натворила, горе-злосчастная Дениза».
***
Еще с утра Дениза считала себя не несчастной, а благословленной феей-удачей, как их принцесса. Ей повезло, что в родной деревне ее считали слегка чудной, склонной больше мечтать, чем работать, поэтому отец без колебаний отпустил ее в город: может, там быстрее мужа найдет. Повезло, что некогда в город, несмотря на протесты родни, перебрался младший брат матери Денизы. Повезло, что кузина Мари работала не где-нибудь, а в самом замке, и Денизе нашлось место рядом с ней. И что, что судомойкой? Денизу это ничуть ни пугало. Что бы о ней ни говорили, тяжелой работы она не боялась. Вот тут начались настоящие чудеса. На кухне немногословную, но шуструю Денизу заметил дворецкий. В деревне ее не считали красавицей, но говорили, что хорошенькая. Месье Лоран заметил, что у Денизы приятное личико и тонкие ручки, которые скоро испортятся в горячей мыльной воде и жиру, а господ должна окружать красота, будь то вещи или слуги. Денизе предложили место горничной.
«Старый развратник еще потребует с тебя плату за такую доброту», — предупредила Мари.
Ей удалось напугать кузину, но по ночи размышления Дениза решила не упускать шанс, ведь отказать и отказаться, а потом вернуться домой, она всегда успеет. Между прочим, о Денизе месье Лоран забыл, как только передал ее в распоряжение старшей горничной, мадам Одетте. Та устроила Денизе настоящий экзамен, расспросив в подробностях даже о таких вещах, которые заставляли краснеть невинную девушку. Потом она проверила, как потенциальная горничная справится с работой, а после тщательно белой перчаткой исследовала все уголочки на наличие пыли. Мадам Одетта осталась удовлетворена ее стараниями, а Дениза — новой работой. Все шло настолько счастливой дорожкой, что чуть позже ее назначили убирать даже королевские покои, а потом оказалось, что сбудется главная мечта Денизы: она увидит волшебных созданий. Даже больше! Одним из поручений на этот важный день было время от времени прислуживать женщине, воспитавшей самого принца, мисс Тилли. На самом деле ее звали Матильда, но принц, когда еще был совсем юным, не мог выговорить такое длинное имя, называя няню «Тилли», и как-то само собой это прозвище подхватил весь двор. Старая няня по-матерински относилась к Денизе, что не осталось незамеченным кузиной.
«Так ты теперь птица высокого полета. Задрала нос, и куда тебе до бедных родственников».
Обвинения были несправедливы. Дениза пыталась поговорить о Мари с мадам Одеттой, но, видимо, Мари действительно не хватало удачи: пробиться выше судомойки, ей так и не удавалось.
«Может, это мой единственный шанс обмануть судьбу, — вздыхала Мари. — Говорят, прикосновение к волшебству дает везение».
«Или будешь навеки проклята, если что-то пойдет не так», — пыталась отговорить кузину от безумной затеи Дениза, но в конце концов сдалась. Тем более Мари так все хитро придумала, что вреда точно никому не должно было быть.
Поскольку для горничных, выполняющих особые поручения, в этот день сложной работы не предвиделось, им велено было одеться в темные праздничные платья, а также фартуки с оборками и чепцы с лентами. Свою будничную форму Дениза отдала кузине. Платье оказалось немного тесным и коротковатым на Мари, но в общей суматохе вряд ли кто заметит такие мелочи — так заверила кузина.
На кухне всем было известно, что главный повар, симпатизируя королевской няне, по возможности старался незаметно показать это, посылая ей сладости. Мисс Тилли в этом не видела никакого намека. Что же удивительного, если в честь праздника лакомств окажется настолько больше, что самой Денизе, чтобы донести их одной, не справиться? Помощь Мари и правда оказалась к месту. Все происходящее казалось сном, а от волнения, что сон внезапно может закончиться, даже дрожь пробирала.
— Ты поосторожней, — пыталась вернуть кузину на землю Мари. — Чего руки так дрожат? Еще решат, что ты где-то винца украла и хряпнула. Тогда прощай твоя вольготная жизнь. Это всего лишь крикливый ребенок, только с рогами, крыльями и хвостом.
Это действительно был ребенок, очень хорошенький, но совсем необычный. Мари оказалась не совсем права: оказалось, рогов у него не было.
— Может он ненастоящий? — предположила Мари.
Мисс Тилли удивилась такому предположению, но все же разрешила девушкам ближе подойти к волшебному ребенку и рассмотреть его поближе. Он был почти как людской младенец, разве что щечки не пухлые, а скорее впалые, отчего личико выглядело бы старше, если бы не огромные глаза цвета меда, обрамленные длинными пушистыми ресницами. А еще у него были острые ушки. Дениза осторожно попыталась освободить одно из них, отодвинув густые темно-русые локоны, а маленький эльф, вдруг потерся о ее ладонь головой.
— Рожки тоже есть, или скоро будут, — сообщила Дениза, почувствовав маленькие бугорки по обе стороны макушки.
— А я хвостик нашла. Но он почему-то спереди, — шепнула Мари, а Дениза незаметно наступила ей на ногу. Когда Мари попыталась дотронуться до чудесного ребенка, тот схватил ее за палец. Его ручка была почти как у обычного младенца — пять маленьких пальчиков, только заканчивались они острыми птичьими коготками. Еще у него действительно были крылышки, правда, как у неоперившегося птенца… Очень большого птенца…
Дениза могла бы вечно любоваться на это чудо, но Мари внезапно напомнила:
— Нам пора.
Она была права. Дениза даже боялась представить взгляд скрупулезной мадам Одетты, когда Дениза попадется ей на глаза после такой задержки. Однако во всей дворцовой суете главной горничной было не до маленького нарушения порядка от одной из своих подчиненных. Денизе все так же везло. Пока что… Что-то не давало покоя. Какая-то несуразица, как будто она взглянула на небо, а оно не голубое, а зеленое. Она же смотрит на него, но не может понять, что не так.
«Ты должна снова к нему прикоснуться».
Затылок как будто клещами сдавили. Дениза не могла объяснить, откуда взялось такое настойчивое желание снова погладить маленького эльфа, но она вдруг так явственно представила его, словно собственными глазами сейчас увидела. А еще она увидела нечто тревожное: нависающую над ним тень, и, кажется, она знала, кому та принадлежит.
«Хоть бы это была только моя глупая фантазия. Хоть бы она ничего не натворила», — колотились в голове набатом тревожные мысли.
На пару судорожных ударов сердца Дениза замерла перед дверью детской, проговаривая единственное желание: пусть там все будет спокойно.
Не сбылось!
За высокими стенками кроватки дитя Дениза не увидела, но услышала его сердитое шипение. Зато она увидела то, что никогда бы предпочитала не видеть: неподвижную, как мертвую, мисс Тилли в кресле, и совсем не тень, а вполне живую Мари над детской кроваткой и пузырек в ее руке. Рядом стоял столик, каким обычно развозили главные блюда на большие пиры, а на нем действительно блюдо как на целого ягненка с крышкой-баранчиком. Надо было кричать, но наивная Дениза вдруг решила, что сможет словами убедить кузину не совершать непоправимой глупости.
— Что ты де…
Договорить она не успела, чья-то крепкая рука зажала рот.
— Вливай уже быстрее! Ему и капли хватит. Укусит — заживет, будет с чего полечить! — говорил тот, кто держал Денизу. Она не видела его, но узнала голос: Кристоф. Он привозил еду для кухни. Тот, о ком Мари еще в первый день Денизы предупредила: «Не строй ему глазки. Он мой».
«Что же ты натворила, горе-злосчастная Дениза».
Сама указала разбойникам путь к кладу. В голове не укладывалось, что Мари способна на такое: отнять ребенка у матери, развязать войну, ведь вряд ли эльфы оставят похищение собственного принца без последствий… Стать убийцей…
— Времени нет! — подгонял Кристоф соучастницу, пока Дениза трепыхалась в его руках, безрезультатно пыталась вырваться. Времени действительно не было. Огонь, который вряд ли был вызван случайной искрой, полз по коврам и шторам, постепенно отвоевывая пространство, но Мари колебалась. Дениза еще раз предприняла попытку "решить все мирно", хоть вместо слов выдавала теперь лишь приглушенное мычание. Беспомощное положение кузины не заставило Мари заступиться за родственницу. Напротив, она стала действовать решительнее. Мари вынула маленького эльфа из кроватки, а бутылочка с зельем уже была у его губ. Рука, которая держала Денизу за талию, переместилась к ее горлу. Она ещё успела подумать: «Это конец», и тут внезапно оказалась свободна.
***
Когда дверь можно открыть, не обязательно ее с разгону вышибать. Об этом Халкон не подумал. Вот и напоролся сначала на рыцарский доспех, а потом на какого-то человечка. Тот, между прочим, почти придушил Денизу, а значит, вряд ли был другом. Ожог от соприкосновения с железом на несколько мгновений лишил Халкона способности ориентироваться, так что он не мог сообразить, что же происходит. Какая-то женщина с сыном их предводителя на руках, Дениза, которой в короткой потасовке удалось отнять у нее ребенка. И огонь, от которого дышать было трудно.
— Оставь его! Уходим! — крикнул тот, что ранее держал Денизу.
Разумный совет, если не собираешься погибнуть, потому Халкон тоже собирался ему последовать, схватив в охапку Денизу и ребенка.
— Мисс Тилли! — начала сопротивляться упрямая девчонка, обращая его внимание на неподвижную женщину в кресле.
— Тилли так Тилли! — заявил Халкон, подхватывая и ее.
Самым ближайшим выходом казалось окно. Все бы было отлично, если бы не решетка. Вышибить ее удалось, не так легко как дверь, но опять же, какой ценой. Снова железо! Крыло подвело, и, сделав переворот, Халкон упал на землю, хорошо, что на спину и никто, кроме его самого, не пострадал. Если бы неприятности на этом закончились. Дениза вскрикнула. Оказалось, малыш ее укусил. Подумаешь, какая неженка. Она его выпустила, и он, конечно же, не преминул воспользоваться свободой, уползая проч. И тут послышался собачий лай. Целая свора, откуда только взялась. Дениза сообразила первая. Бросилась вперед, накрывая своим телом ребенка. Халкон, собрав последние силы, накрыл крыльями ее и вторую женщину, которая подала признаки жизни, издав слабый стон.
Казалось бы, быть тебе обглоданным до костей, Халкон, но внезапно подоспели свои, разметав собак в мгновение ока.
— В порядке, парень? — одним из спасителей оказался Арвен. Он протянул Халкону руку, помогая подняться.
— Что-то долго вы, — проворчал Халкон, как будто действительно был в курсе того, что Борра послал кого-то еще, кроме него.
Шум, пожар и разбитое стекло уже привлекли внимание пирующих. К ним уже летела Малефисента, и ее яростный вид не предвещал ничего хорошего.
— Что здесь происходит? — гневно закричала она, а вокруг ее ладоней змеились зеленоватые молнии.
Умница Дениза сразу догадалась, как ну если не совсем утихомирить рассерженную мать, то хотя бы не дать ей разнести все вокруг, передав на руки собственное дитя. Зато другая женщина лучше бы и дальше притворялась мертвой. Она удивленно рассматривалась вокруг, а потом взяла и ляпнула:
— Это я виновата. Я пустила девочек посмотреть на крылатое дитя. Им же интересно. И задремала… — неуместно оправдывалась она.
— Мой сын какой-то зверек, на которого как на развлечение приходят посмотреть? — вознегодовала Малефисента.
— Мы разберемся, что тут произошло, — пыталась успокоить ее принцесса. Но это оказалось совсем непросто. Один долгий взгляд на выгоревшее окно, на выбитую решетку, на убитых и покалеченных собак, а потом на приемную дочь, которая обещала покой и безопасность и не смогла сдержать обещание.
— А разве и так не понятно? — чеканя слова, произнесла приговор колдунья. — Это уже не игры, Аврора. Если грош цена твоим обещаниям, если ты думаешь, что материнство — это поиграть с ребенком и отдать его на попечение нянькам, может, рано тебе еще быть и матерью, и королевой? Когда ты последний раз была на Топких Болотах? Девочка наигралась и оставила надоевшую игрушку?
На этом разговор был закончен. Малефисента не желала слушать никаких оправданий и улетела прочь, крепко прижимая сына. За нею улетели и другие эльфы. Как бы ни храбрился Халкон, раны оказались серьезнее, чем предполагалось, и ему пришлось позволить старшим товарищам забрать себя.
— Решетки, собаки… Мы только говорим о мире, но что сами творим, — возмущению Авроры не было предела.
— Но разве я была не права? Как можно доверять этим тварям? Эти двое в саду, и этот в замке? Разве кто-то их приглашал? Прощай спокойный сон!
— Эльфы всегда желанные гости в Альстеде, — перебил пылкую речь матери Филипп. Отчасти в произошедшем была и их с отцом вина. У королевы был очень уж неприятный опыт общения с эльфами. Она жаловалась, что не может спать, так как за каждым углом ей мерещатся «крылатые разбойники». Конечно, прошлая политика королевы Ингрит чуть не привела к войне и истреблению всего королевского рода Альстеда и стоила многих жертв, но она все еще оставалась королевой, а Филиппу матерью. Поэтому для ее спокойствия железные решетки на окнах казались вполне невинной блажью. Но королева ни в чем не знала меры. Стоит ли говорить, что она и не скрывала, что лично отдала приказ выпустить собак, но то, что организовала покушение на сына Темной колдуньи, отрицала категорически.
Очень скоро нашли и главных виновников. Как бы горько ни звучала правда, поводом для новой войны могла стать простая людская жажда наживы. Маленький эльф, еще не знающий ничего об этом мире, даже не осознающий, кто он, безусловно, был золотым ребенком, для некоторых — в прямом смысле этого слова. Продав его или придумав, как еще использовать, можно было обеспечить себе безбедное существования. Стоило ли благополучие двух людей последующих бедствий двух народов — видимо, такого вопроса даже не стояло. План похитителей был очень прост: найти покои с ребенком, усыпить няню и младенца, устроить пожар, а пока весь двор пытался бы справиться с бедствием, потихоньку покинуть замок.
Поскольку почти никто не пострадал, а преступление так и не был доведено до конца, закон Альстеда был милосерден к двум главным обвиняемым. Их клеймили и изгнали за границы королевства.
Оставалось разобраться с другими причастными. Никто бы не стал обвинять в соучастии няню принца, тем более что преступники сами признались, что пирожные были обрызганы сонным зельем, а мисс Тилли сама ушла и отказалась от должности. Зато с горничной по имени Дениза дело оказалось сложнее: хоть тяжкой вины за нею не было, она, хоть и ненамеренно, но привела воров к ребенку, однако она же пыталась им помешать. Неожиданно судить девушку взялась принцесса Аврора, и решение ее было внезапным для всех, особенно для Денизы.
— Мы все можем ошибаться. И часто ошибки, совершенные по неведению или наивности слишком дорого стоят. Я надеюсь, ты сделала выводы. Что касается тебя, мне нужна верная помощница с открытым сердцем. Можешь считать это и наказанием, и наградой. Можешь принять, можешь отказаться.
Дениза замешкалась с ответом не потому, что сомневалась, как раз решение далось ей гораздо легче, чем стать горничной. Просто она залюбовалась своей принцессой. Неправду говорила ее крестная. Принцесса рассуждала мудро и справедливо. Она бы была хорошей королевой, и дело касалось совсем не судьбы Денизы, а судьбы Альстеда и другой волшебной страны. Кто бы отказался быть причастным к истории? А может, когда-то Дениза может исправить и историю заблудшей Мари. Было, правда, еще кое-что, в чем девушка даже боялась признаться, то, о чем мечтала Дениза больше всего, и вдруг это случилось. Случилось внезапно и как-то неправильно. Любовь… Он знал ее имя, а она о нем почти ничего, лишь то, что у него крылья, рога и золотые глаза, и то, что он улетел в свой край, но нагло овладел ее снами, оставив лишь капельку надежды увидеться снова.
Денизе было бы больно узнать, что Халкон если и вспоминал ее, то только как приключение.
Хотелось бы рассказать, что в убежище эльфов с возвращением делегации воцарился мир и покой, однако, в одной отдаленной пещере вот-вот грозила разразиться настоящая война.
========== Часть 5 ==========
— И как? Убедилась? Твоя непрошибаемая наивность когда-нибудь будет стоить не только твоей жизни или жизни того, кто рядом. Но всем нам! — рассерженный Борра, не в силах устоять на месте, измерял размер пещеры крыльями, как будто стены собирался снести, тогда как Малефисента застыла неподвижной статуей, только плотно сжатые губы, изумрудные глаза, сверкавшие также, как зеленая дымка молний вокруг ее правой ладони могли стать для вышедшего из себя эльфа предупреждением: он уже перешел грань, а значит, быть беде. Никто не смел повышать голос или проявлять неуважение к могущественной Темной Колдунье, и остаться безнаказанным. Борре ли это не знать! Только таким как он, видимо, неведомо чувство самосохранения. — По одному щелчку маленькой кривляки ты летишь к ней, ломая крылья!
— Не забывайся и знай свое место! — гневный окрик Малефисенты должен был стать последним предупреждением.
— Вот как? — Борра прекратил метания, внимательно посмотрев на «обвиняемую», но в прищуре и кривой улыбке не было ни раскаяния, ни уважения. — Видимо, тогда я не ошибся: ты не просто пропахла людьми. Ты больше они, чем одна из нас.
Неподвижный, он был отличной мишенью, собирался или нет увернуться, и что пытался доказать, Малефисенте уже не было дела. Терпенье было на исходе. Волна тьмы охватила все тело и требовала выхода.
— Достаточно! — слишком уж удобной мишенью был Борра, и магический удар вот-вот должен был снести его с ног.
— Стой!
Молнии погасли сами собой. Пришло ощущение мига до чего-то неслучившегося жуткого.
Маленькие эльфы, подрастая, когда впервые познают опасность, стараются искать защиты у того, кого считают сильным. Где-то в дальних воспоминаниях, почти нереальных, как сон, Малефисента прижималась к коже-коре Бальтазара, огромному дриаду-стражу Топких Болот. Мир был огромный и страшный, а Бальтазар был такой сильный.
Устав, их с Боррой неугомонный сын, обычно засыпал так, что даже гром рядом грянет, он не проснется. В этот раз тоже было как-то так же. В пылу разборок они не подумали, что малыш может проснуться. Обхватив Борру за лодыжку, он пытался за нею спрятаться и одновременно шипел, пытаясь защититься от неизвестной ему, но уже ощущаемой опасности, которую несла его собственная мать.
Их маленький сын был единственным, кто знал, что делать.
Злобное воодушевление Борры как внезапным ливнем смыло. Что бы ни пытался он доказать, но не ценой жизни сына. Он опустил голову и шумно выдохнул, будто получив удар в грудь, поднял на руки малыша, сделал шаг к выходу.
Для Малефисенты этот шаг стал как толчок в пропасть, когда крылья связаны. Она действительно негодная мать. Борра говорил, что страх — это человеческое качество. Или она действительно стала слишком близка с людьми, или то, что сковывало ее сейчас, что не давало остановить Борру, называлось отчаяние. Они еще раз пересеклись глазами. Взгляд был долгим и тяжелым, как бы ни хотелось его разорвать и одновременно запечатать навечно, отстраняясь от грядущим бедствия, когда она останется одна. Что увидел в нем Борра? В его глазах она читала тоску и жалость. Почему-то это было больнее, чем если бы он злился. Непредсказуемый Борра просто передал малыша на руки Малефисенте. Она тут же ухватилась за него, прижала к себе. Появилась какая-то надежда, что может все обойдется, все останется по-прежнему, как несколько дней назад, она оборвалась, когда Борра сделал еще один шаг и, расправив крылья, исчез в темноте беззвездной ночи.
«Вот и хорошо. Давно надо было прекращать эти игры в счастливое гнездо».
========== Часть 6 ==========
А существует ли оно, счастье? Наверно… Это волнение полета, это то маленькое чудо, которое вновь доверчиво прижималось к ее груди, это наблюдать, с каким восторженным любопытством ее Аврора исследовала волшебные земли. Борра — это плохая привычка. Такое же заблуждение, как и любовь. Да они никогда о любви и не говорили.
«Знаешь, оказывается, для чего еще нужны крылья?».
Это ведь не было признанием, когда Борра пытался сделать из крыльев для нее укрытие. Было не очень-то и удобно, ведь собственные крылья приходилось крепко прижимать, и немного смешно от такой заботы. Она позволяла, и, внезапно, даже была готова ее принять. Борра пытался сделать ее слабой. Почти получилось! Так что даже к лучшему, что он убрался из ее пещеры и жизни. Даже пусть не пытается вернуться!
Важное решение не принесло успокоения. Борра был не привычкой, а проклятием. Малефисента сидела просто на полу убежища, опершись спиной об стену. Вроде бы ночь была не прохладной, но ее бил озноб. Холодное сердце? Что ж, придется с этим смириться.
Малефисента тревожно встрепенулась, так как в грудь как два шипа кольнуло: ночь перешла в раннее утро, она же не спала, а забылась, и кто-то чужой, возможно, опасный проник в их жилище, пытался похитить сына? Но никого кроме них двоих в пещере не было. «Напавший» тоже сразу обнаружился, как только Малефисента взглянула на свое дитя. Не больше двух фаланг пальца, но острые, его головку венчали рожки. Маленький эльф казался не очень довольным такими наростами и пытался их сбить, бодая все, что попадалось, так что матери пришлось его успокаивать, гладить макушку, как раньше это делал Диаваль. Ей хотелось поделиться этим кусочком счастья, но в маленькой войне-игре с сыном она пропустила один момент, а вот он почувствовал: перестал нападать, наморщил нос, начал вырываться. Он был голоден, и учуял что-то вкусное, что могло его насытить. Чуть пройдя к входу, Малефисента обнаружила еду, где, конечно же, были яблоки. Это была одна из прихотей и желаний колдуньи, когда она поняла, что ждет ребенка. Борра должен был видеть, как их сын потянулся к яблоку и с огромным аппетитом вгрызся в него, но Борры рядом не было, чтобы радоваться с Малефисентой, а от этого и радость как-то тускнела.
— Ого! Кто у нас уже такой взрослый.
Обычно Малефисента всегда чувствовала приближение Диаваля, не давая застать себя врасплох. В этот же день все шло не так. Диаваль появился слишком неожиданно, и хоть следует признать, что ворон был хорошим другом, поддерживающим ее и в более темные времена, сейчас Малефисента меньше всего желала его видеть. Почувствовал ли это малыш или просто кое-кого вспомнил, но он вдруг указал в сторону Диаваля и вполне внятно произнес:
— Кыш!
— Даже так? — скривил обиженную гримасу Диаваль. — Просто как Борра. Настоящий сын своего отца.
— Достаточно! — огрызнувшись, прервала его Малефисента. — Хватит о нем! Альстед еще на месте стоит?
— А что ему станется, если тот, кто его мог на камни разнести как неприкаянный тут крутится. — Малефисента старательно делала вид, что ей все равно, играя, как с котенком, с сыном, который безрезультатно пытался забодать ее руку и подлететь, хлопая еще несформировавшимися крыльями. Только Диаваля трудно было удивить показным равнодушием. Ее выдала вскинутая бровь. Что бы здесь ни произошло, Борра вроде был еще жив, а зная его, можно было немного и приврать ради их же блага. — Видел его тень…
— Тогда это не он, а какой-то подручный из его банды, — огрызнулась Малефисента, а ее наследник сердито зарычал, за что был награжден улыбкой и поцелуем в лоб.
— Но…
Маленькая ложь во благо оборачивалась бОльшим злом. Когда Малефисента встала, Диавалю захотелось улететь, несмотря на все неисполненные прошлые угрозы.
— Если бы он не хотел, чтобы ты видел его тень, то ты бы и не видел его тень.
— Тогда возможно он хотел, чтобы его заметили. Ты не думаешь, что это знак? — Ворон попробовал последнюю попытку в роли советчика. — Тебе нужно поговорить… — и был тут же перебит:
— С Авророй! Я должна поговорить с Авророй.
С Авророй конечно тоже, ради этого Диаваль и прилетел, но так в лоб он не готов был выкладывать все новости по ту сторону волшебных земель. Рискуя все же быть превращенным в червяка, но жаждая получить все же ответ, что же тут происходило, он попытался еще раз разведать ситуацию:
— Она будет ждать тебя завтра на Болотах. А с этой проблемой, — он указал на ребенка, — я разберусь. Мы вроде как-то поладили.
— Нет! — Малефисента встрепенулась, как будто ее осенила какая-то блестящая идея. — У него есть семья. Удо за ним присмотрит.
— Хочешь, чтобы твой разбойник ревновал?
— Много каркаешь, но все не по делу, — фыркнула колдунья, щелкнув пальцами, а Диаваль почувствовал, что превращается в ворона, но уже не по собственному желанию. Красноречивее показать, что разговор окончен, и придумать невозможно.
«Как дети малые», — в душе ворчал он, а сам понимал: советы пока худшее из зол, а два парных сапога сами себя найдут.
***
Если бы пожелал Диаваль, то искать Борру долго и не надо было. Малефисента тоже знала, где наверняка его встретит, хоть по собственным убеждениям и не стремилась к этому. Добрая традиция объединенного народа темных эльфов по вечерам собираться все вместе, чтобы быть ближе, лучше узнать друг друга, быть единой большой семьей. Только Малефисенте, привыкшей к одиночеству, не всегда было комфортно в такой большой стае. Слишком уж много внимания привлекала она к себе, а от любопытных, пусть и почтительных или дружелюбных взглядов очень скоро начинаешь уставать. Может это была только ее предубеждение, но спокойный вечер в пещере она предпочитала всеобщему веселью. Вот тут она снова напомнила об одной вредной привычке, от которой решилась избавиться. Так что к вечернему сбору эльфов Малефисента присоединилась совсем не из-за Борры, а чтобы ее сын не рос таким же отшельником, как она сама, и учился различать искренность и обман.
Лгун! Борра даже не скучал. Рядом с ним сидела молодая эльфийка, одного с ним племени. Малефисента даже немного ее знала, видела с Боррой в первый день своего знакомства с темными эльфами. Сейчас им было весело. Борра что-то рассказывал, боевито жестикулируя, а та, склонив голову, внимательно слушала и улыбалась. Конечно, возле этого же костра сидел еще и Халкон, уже полностью поправившийся после случившегося накануне приключения, и еще несколько эльфов, но это не имело значения. Борра не мог не заметить появления Малефисенты, но виду совершенно не подал. Она не осталась в долгу, также предпочтя сделать вид, что его для нее не существует.
Собравшиеся занимались тем, к чему больше душа лежала. Кто-то пел, кто-то рассказывал или слушал истории, кто-то танцевал. Малефисенте тоже нашлось дело. Лучше помочь Удо собрать вместе маленьких эльфов, чем без толку наблюдать за этим предателем, доставляя ему удовольствие и повышая значимость среди его окружения. Тем более возня с детьми действительно доставляла ей радость. Удо не спрашивал, что произошло, даже не болтал особо, так что Малефисента на какое-то время даже совсем выбросила из головы и Борру, и нелепую ссору и засмеялась выходке сына и еще одного малыша ровесника. Два смутьяна затеяли поединок, а Удо пытался разборонить драчунов, мягко объясняя, что рога у эльфов совсем не для того, чтобы бодаться.
— Вряд ли они тебя уже понимают, — Малефисента слегка пошевелила пальцами и несколько веточек вдруг оторвались от земли и поднялись в воздух и сами собой соединились в фигурку человечка. Дети восторженно загалдели. Пара дубовых листков — и фигурка замахала крыльями, еще пара щепочек, и у крылатого человечка отросли рожки. Еще несколько движений, и у человечка появилась пара, а они закружились в танце под неспешный мотив, напеваемый возле одного из костров.
— Все они понимают, — как-то слишком печально сказал Удо, а Малефисенте за этими словами послышалась какая-то тайна, которой беловолосый готов был поделиться, если бы она спросила.
Песня внезапно прервалась, а ритм мелодии изменился. Теперь он был резким, как удары грома, и быстрым. Совершенно случайно Малефисента бросила взгляд на костер Борры, но его уже там не было. Он был среди танцующих. Его танец был как он сам: дерзкий, внезапный, ни одной плавной линии. Борра то замирал, то делал быстрое движение. В этом танце все было неправильно. У Малефисенты даже мурашки по телу пошли. Как так может быть: огонь, холод и боль? Она решительно встала, направилась к танцующим, пока наглая подруга Борры не успела присоединиться к танцу и испортить такое странное признание.
Борра, соизволив заметить ее, остановился, склонил голову в слишком уж почтительном поклоне, если бы не кривая ухмылка. Малефисента уже знала, что скажет ему вместо приветствия и пусть слушают. Строго, но без гнева, спокойно, так, как если бы она наставляла непослушного ребенка, она произнесла:
— Пойдем домой, Борра.
***
Как хорошо, что все выяснилось. Они потратили столько времени из-за нелепых обид и недоразумений, почти пропустив важное событие. Теперь у их сына было имя. Малефисента думала, что им снова придется спорить, когда Борра предложит что-то грубое, режущее ухо, но имя, которое он назвал, было как дуновение ветра в жару, как дождь на страждущую землю. Малефисента первая прошептала его на ухо сыну вместе с благословением и пожеланием, потом то же сделал Борра.
Зачем нужны крылья? Затем чтобы сделать шатер для сына, пока другой свод крыльев нависает над тобой.
Малефисента удобно расположилась между бедер Борры. И так можно было сидеть вечно, спокойно, уютно, если бы не кое-кто неугомонный, и в этот раз не сын.
— Ай, — не то чтобы больно, но слегка неожиданно: когда тебе прикусывают кончик уха, попробуй не вздрогнуть.
— Что? — проворчал Борра, как будто совсем был ни при чем.
Пришлось разбить их идиллию, чтобы уложить сына и, хоть тот вроде крепко спал, окружить его ложе стеной корней. Борра не возражал. Попробовал бы! Не получил бы десерт, на который сейчас, стоя за спиной и дыша в затылок облизывался. Малефисента не собиралась его мучить и заставлять ждать долго. Иногда не нужно слов для того, чтобы понять друг друга.
Была чудесная лунная ночь, но кому-то тоже не спалось. Слишком далеко была пещера Малефисенты от замка Авроры, чтобы увидеть два крылатых силуэта сливающихся в любовном танце.
— Замерзнешь, — Филипп заботливо накинул на плечи жены шаль, а через мгновение обнял, прижимая к себе и делясь собственным теплом. — Думаешь о ней? — Ответом был легкий кивок. — Ее гнев уже перегорел, ты же знаешь ее лучше меня. А когда ты сообщишь ей… — Рука Филиппа скользнула по животу Авроры. Жест, понятный без слов.
Хорошая новость. Счастливая новость. Филипп был полон энтузиазма и уже планировал праздник, где эльфы будут сидеть за одним столом с людьми. Если бы только это было правдой.
Начинался новый день.
Канон: Малефисента: Владычица тьмы (2019)
Автор: Roksan de Clare
Размер: миди, 8899 слов
Пейринг/Персонажи: Борра/Малефисента, Диаваль, Филипп/Аврора, ОМП, ОЖП
Категория: гет
Жанр: фэнтези, приключения, драма, флафф
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Семейная жизнь для убежденного одиночки может стать серьезным испытанием.
Размещение: запрещено без разрешения автора
читать дальше========== Часть 1 ==========
Если после финала сказки ты остаешься один, почти никому не нужный, то это только твоя беда. Если ты добровольно отдал роль принца или мятежного героя кому-то другому, а сам натянул маску Полишинеля, то грех жаловаться, что остался не у дел. Опять же — ты ж птица. Ты свободен. Мог бы давно свить свое гнездо и радоваться собственному счастью. Всему виной глупое любопытство, когда желаешь знать, что же будет происходить потом, когда занавес опустится. Диаваль, сам не зная зачем, все еще оставался здесь — между двумя мирами. И одновременно с тем — сам по себе.
***
Как тому, кто имеет крылья, ему была оказана особая, исключительная честь быть вхожим в убежище темных эльфов. Как первый друг и нянька принцессы Авроры, он был близок к королевскому двору. Во дворце для него всегда были открыты окна и приготовлено угощение. По крайней мере о пропитании точно можно было не думать.
Не обходилось и без курьезов. Например, какой-то шутник придумал, что если погладить ворона принцессы под горлышком, то незамужняя девушка непременно найдет жениха, а замужняя дама, если в ее семье любовь остыла, таким образом вернет ее или же найдет замену нерадивому супругу. Но никто же не станет ловить колдовского ворона, его старались приманить ласковыми словами и лакомствами. До поры до времени Диаваля это развлекало, пока одна любвеобильная дама не решилась выдернуть еще и его перо «на счастье». И стало совсем не смешно, когда ее примеру последовала и вторая. Так недолго было оказаться как кур ощипанным. Поэтому визиты во дворец пришлось ограничить.
Но и так Аврора и Филипп его не забывали. Им, молодым и все еще влюбленным, тоже не всегда уютно было под пристальными взглядами в огромной клетке дворца. Хорошо, на время сбежать оттуда не составляло особого труда. Хотя бы на конную прогулку. Почти каждый день они ехали двое, рука об руку, красивые, окутанные как легкой дымкой собственным счастьем, и неизменно останавливались возле дуба, который облюбовал для временного гнезда ворон, и приветствовали:
— Добрый день, Диаваль!
Иногда, когда погода была особо хорошая, молодожены устраивали небольшой пикник. Тогда Диаваль неизменно к ним присоединялся, но уже как человек, что благодаря последнему дару его госпожи для него теперь было просто и происходило по собственному желанию. Принц очень интересовался жизнью темных эльфов. Аврора с удовольствием слушала такие истории, но как бы ей ни было любопытно, сердце ее было с крестной, и новости о ней она ждала больше других.
Не при Филиппе, и может, не так резко, как хотел бы на самом деле высказаться Диаваль, но рассказать было что. Диаваль был бесконечно рад. Наверное, самое лучшее, что могло произойти с Малефисентой после всех ее бед — обрести семью. Только вот сближение с себе подобными при ее-то осторожности и даже замкнутости происходило слишком быстро. Начать с того, что в святая святых, пещере, где все эти годы Малефисента жила одна, даже после того, как отдала приемной дочери Топкие Болота, появился кто-то еще. Притом, когда Диаваль являлся к госпоже с последними новостями, этот тип умудрялся «деликатно» исчезнуть, как будто его тут никогда и не было, что выглядело совершенно нелепо. Выдавал парочку даже не какой-то новый, необычный дух, что теперь чувствовался в пещере Малефисенты, а она сама. Разве достойно Владычице Тьмы перед своим посланцем вести себя подобно нашкодившей девчонке, довольной, что ловко спрятала свою проделку?
«Ты ревнуешь».
Да, однажды Диаваль увлекся и между забавным рассказом ненароком выдал собственное негодование в сложившейся ситуации. Следовало прикусить язык, пока есть зубы, и не болтать лишнего. И больше всего смутило и возмутило, что это утверждение прозвучало из уст Авроры.
Не ревновал он! Определенно не ревновал! Если бы Малефисента попросила совета, то он бы с превеликим удовольствием сосватал ей Удо, еще одного предводителя темных эльфов, с которым Диаваль очень легко нашел общий язык и даже сдружился. Мудрый, сдержанный, терпеливый и даже неплохой маг — все достоинства, чтобы составить пару королеве. К тому же, она была ему симпатична — при всей его серьезности и рассудительности очень ответственное признание. Удо даже пытался за Малефисентой ухаживать, но делал это так ненавязчиво, что она или не поняла, или вовсе не заметила.
Опять же, Диаваль и словом бы не возразил, если бы госпожа выбрала Энгуса — преемника Конолла. Утонченный, остроумный… Да, что там… Теперь уже поздно было перечислять достоинства так и не сложившихся претендентов.
Из всего богатого выбора рогато-крылатых самцов, она умудрилась связаться с самым неподходящим ей. Непредсказуемый разбойник с полным отсутствием манер! Может, и правда госпожа, падая с башни, головой ударилась?
Диавалю нужно было об этом выговориться, и это должен был быть тот, кто не станет лезть с мудрыми советами и забудет все, что он сказал, где-то к концу дня. Хоть ворон и не был уверен, что беспечная фея не сбежит на середине его исповеди, как слушательница была выбрана младшая из фей-«тетушек» Авроры, хохотушка Фислвит. Сбежал Диаваль, когда вроде бы недалёкая феечка проявила необычайную прозорливость.
«Как мило! Ты для нее просто как папочка».
От возмущения Диаваль так громко каркнул, что крошечная фея испуганно шарахнулась в сторону.
========== Часть 2 ==========
Диаваль улетел, чтобы подумать, пережить обиду, которая по здравому размышлению была уж слишком эгоистичной. Не по принуждению же он оставался с Малефисентой столько лет, каждый день пытаясь доказать, что она не тьма, она свет, который померк в обманчивом тумане. Он как драгоценное сокровище выкапывал из ее сердца любовь, жертвенность, нежность, а она одним махом взяла все это и вручила кому-то чужому. Все эти игры в прятки и смущенные взгляды, а за глаза, наверняка, долгие разговоры, если не сказать воркование. И если бы только это! В отличие от красивой любви Авроры и ее принца, которые за два года лишь касанием губ обменялись, отношения Малефисенты и — если уж принимать ситуацию и называть все своими именами — Борры напоминали стремительный ураган. Стать третьим между ними — быть сметенным, сдавленным и расплющенным о землю.
Диавалю нужно было улететь, чтобы стать самим собой. Принцессе принца, королеве разбойника, а ворону — свободу. И это он деликатно доложил своим женщинам.
«Ты же вернешься со своей парой, чтобы напомнить крестной о ее обещании?»
Вот зачем Аврора так сказала? Ее слова и грустный взгляд целый год в сердце занозой сидели. Может, если бы не это, Диаваль действительно нашел бы себе пару, свил бы гнездо, завел бы птенцов. Они бы выросли и улетели. Только как-то вот не складывались у него отношения с собственным родом. Отвык он от них. Для остальных воронов он теперь казался слишком странным и неправильным, а что неправильное — то может быть опасным. Поэтому стоило или держаться от него в стороне или отогнать его. Отогнать чужака. Если бы Диаваль постарался, то переломил бы ситуацию, но вот хотел ли он этого? Гораздо больше обустройства собственной «вольной» жизни его волновало, а не совершил ли он ошибку, бросив тех, кто стал ему дорог. Если с Малефисентой была уже давняя сложившаяся связь, и Диаваль наверняка бы почувствовал, случись беда, то с Авророй все было иначе. Конечно, это уже не та любопытная девочка, постоянно находящая себе опасные приключения, ее есть кому поддержать и защитить… Но все же…
Первую остановку после возвращения Диаваль сделал на том самом дубе, откуда наблюдал за верховыми прогулками Филиппа и Авроры. Было бы неправдой сказать, что он на что-то надеялся. Даже если принц и принцесса и не оставили привычку ездить именно этой дорогой, погода была не самая лучшая для подобных развлечений: моросил мелкий, противный дождь. Каково ж было удивление Диаваля, когда он заметил приближающуюся одинокую всадницу. Хоть на ней и был скромный плащ, полностью ее укрывающий, но сомнений не было: сердце подсказало, радостно подпрыгнув — Аврора.
— Филипп говорил, что это глупости, но я чувствовала… Я знала, что ты вернулся! Ты же обещал!
Неважно, что Диаваль не мог припомнить такого обещания. Важно было то, что он понял: пусть он и глупейший из самых глупых воронов, но его место здесь.
Видимо, дыхание Авроры от быстрой езды сбилось, и она даже не заметила, что капюшон упал, а ее лицо мокрое от капель дождя, который начал уже припускать. А Диаваль, несмотря на то, что его почти что воспитанница могла заболеть, был настолько растерян и счастлив, что некоторое время просто перебирал лапами по ветке, топчась туда-сюда. Пока наконец-то не вспомнил о даре Малефисенты и не догадался неосторожную девочку хоть под крону дуба затащить, а потом пытаться хоть как-то согреть собственным теплом ее прозябшие ладошки. Доказательством их связи и привязанности стало не только то, что Аврора каким-то чудом почувствовала возвращение Диаваля, а и ее беспокойство, когда первым вопросом она спросила о его паре, а только потом то, что волновало ее больше всего: видел ли он ее маму. На тот момент Диавалю не было что ей рассказать, но исправить упущение он собирался в самое ближайшее время.
***
«Я скучала по тебе», — признание темной феи звучало так неожиданно мягко и искренне, что Диаваль ни разу не усомнился, что так и было, хотя и скептически заметил: «Только не говори, что это результат твоей тоски обо мне.»
Если Малефисента, привыкшая к подобным шуточкам в былые времена, усмехнулась, то кое-кому она явно пришлась не по душе. Борра сделал вид, что не заметил многозначительный взгляд Малефисенты, намекающий, что ему бы следовало хоть на время незаметно исчезнуть, а наоборот всей позой и не особо дружелюбной усмешкой-оскалом показывал, что Диаваль тут не совсем желательный гость, и ему действительно стало немного неуютно. То, что самоуверенный эльф (если только сам ничего не испортит), окончательно заселится в убежище госпожи, Диаваль не сомневался. Малефисента никогда не была ветреной, после единственной роковой ошибки доверяла осторожно, но привязанность и любовь ее были крепки, если заслужить. Да, между Малефисентой и ее внезапным избранником теперь возникла напряженность, но она имела вполне естественные причины. Она привыкла решать все сама и не привыкла делить власть, а он не умел подчиняться. Борра стал настолько насторожен, что слегка утратил ту нахально-бесшабашную легкость, которой покорил Малефисенту. В ней же чувствовалась усталость от слишком скорой глобальной перемены в жизни. Ведь теперь в пещере Повелительницы Тьмы жило уже даже не двое, а трое крылатых эльфов.
Именно этой новостью Диаваль, конечно же, с позволения Малефисенты, и поделился с ее приемной дочерью.
— Так значить у меня теперь есть братик! Вот теперь я просто обязана навестить крестную!
Диаваль скривился, будто что-то кислое съел:
— Не самая лучшая идея.
Ему не очень-то хотелось отвечать на дальнейшие возможные расспросы. Проведя год в поисках себя и наблюдая за сородичами, он понял, почему ему лично так не нравился Борра. Как ни смешно, дело было в перьях. Если бы у Диаваля спросили, что за птица этот Борра, то по рыже-пестрому оперению он бы сразу назвал сокола. А эти наглые охотники — вечные враги воронов. Не желая строить собственные гнезда, соколы занимают уже готовые, вороньи, выгоняя хозяев. Вороны не оставались в долгу, при случае разоряя кладки, расклевывая яйца соперников, убивая еще неоперившихся птенцов. Если бы Диаваль желал бросить камень в отношении Малефисенты и ее избранника, то стоило лишь поддержать Аврору в ее желании навестить названную мать. Малефисента не смогла бы отказать приемной дочери, а Борра ни за что бы ни допустил появления в их жилище человека. Ссора была бы — только перья бы полетели. Рыжие перья.
Но он не поддержал. Умница Аврора не стала настаивать, просто отошла к окну и грустно вздохнула, а Диавалю стало не по себе, словно он причинил ей боль.
— Филипп хотел собрать предводителей темных эльфов в замке. Не самая лучшая идея, да?
Аврора отвернулась и потому не видела, как Диаваль пожал плечами. Идея, может, и была неплоха, ведь достигнутое перемирие еще не означало, что крылатые сородичи Малефисенты стали полностью доверять людям и готовы пустить их в свой мир. Только вряд ли вожди примут приглашение — двое против четырех. А главным противником, конечно же, будет Борра. Если бы хоть как-то переубедить этого упрямца, то с остальными было бы проще.
— Всю шестерку я обещать не могу, а вот одну, или даже двух привести в гости — вполне возможно, — пообещал Диаваль. — Напомню-ка твоей фее-крестной об одной старой традиции, когда молодая мать должна прийти к крестнице с благословением.
— Вот хитрец! А я и не сомневалась, что ты что-то придумаешь.
Улыбка Авроры стала лучшей наградой за необычную, но очень мудрую мысль, которая могла решить множество проблем. Принцесса смогла бы увидеться с названной матерью и исправить нелепые ошибки и недоразумения, возникшие при знакомстве с родителями. Малефисенте хоть на короткое время необходимо было сменить обстановку и отдалится от сородичей.
Материнство оказалось для нее серьезным испытанием, хотя она и считала, что кое-какой опыт присмотра за ребенком у нее есть. Но одно дело просто наблюдать, как растет чужое дитя, другое — денно и нощно воспитывать свое. Тем более, как оказалось, природа маленьких темных эльфов отличается от природы человеческих младенцев. Первые гораздо раньше начинают требовать самостоятельности: ползать, исследовать мир, но как у всех младенцев — страх чужд им. Для них не существует до поры до времени ни высоты, ни жутких теней, ни страшных звуков. Все это вызывает только живейший интерес. А по сравнению с другими малышами-эльфами сын Малефисенты оказался невероятно бойким. Он все время был в движении, пытаясь куда-то уползти, и все, что двигалось, попробовать на вкус. Малефисента не разделяла восторги Борры: «Настоящий боец и охотник», считая, что мальчику не помешало бы научиться немного сдержанности. С попытки-то немного угомонить эльфеныша и вышла первая ссора в крылато-рогатом семействе. Из корней дерева Малефисента начаровала некое подобие просторного кокона для малыша, которое назвала колыбелью, а Борра возмутился, что не позволит держать сына в клетке и все разнес. После этого случая парочка почти перестала разговаривать.
Кто-то бы еще год назад сказал, что Диаваль попытается восстановить мир между Малефисентой и ее разбойником — никогда бы не поверил. Однако рассказывать о приглашении госпожи Диаваль отправился первым не к Малефисенте, а к ее сожителю.
Он недооценил прозорливость Борры.
— Сам придумал? — проворчал сердито эльф в ответ на тщательно сочиненную историю о старинной людской традиции, хоть та звучала довольно правдоподобно, а убеждать Диаваль умел. Ворон на всякий случай уже приготовился ретироваться с неудачных переговоров, ведь Борра, не обладая поражающей магией, имел соколиную реакцию. Только сдаваться после того, как уже раскрыл полправды, было бессмысленно — можно было и все дело загубить. Поэтому новая стратегия убеждения упрямого эльфа основывалась на чистой правде.
— Я благодарен тебе, что ты заботишься о моей госпоже. Она это тоже ценит. Но твоя забота иногда как хватка хищника — не вздохнуть.
— Неужели? — один стремительный рывок, и как раз такая хватка оказалась на вороте Диаваля. Наверняка Борра был зол. Неприятная правда режет больнее оружия. Совсем уж безумством было продолжать злить того, кто явно сильнее тебя, но разве был у ворона выбор?
— Аврора была ей семьей до того, как она узнала, что не единственная в своем роде. До того, как узнала тебя. До того, как она сама стала матерью. Хочешь-не хочешь, но ты не сможешь вырвать это из ее сердца.
— И чего хочешь ты добиться этим признанием? — прорычал Борра, почти не расцепляя зубов, отчего лицо его, находившееся почти в самой близи с лицом Диаваля, приобрело зловещее выражение. Диаваль сомневался, что эльф мог прочитать душу, как грамотей читает книгу, но ему все равно стало не по себе. Он даже нервно сглотнул, прежде чем продолжить.
— Отпусти ее, — Диаваль говорил негромко, понимая, что в его положении тихие и уверенные слова будут скорее услышаны, чем крики и пафосные воззвания. Еще он вспомнил о собственной гордости и попытался хоть как-то ее отстоять, перехватив запястья Борры. Тот не усиливал натиска, а лишь чуть склонил голову, выражая любопытство. Держать паузу не имело смысла, потому уже смелее Диаваль повторил: — Отпусти ее, чтобы она вернулась, чтобы снова почувствовала себя свободной…
— Ты все сказал? — Борра так резко отпустил собеседника, демонстративно отведя руки в стороны, что от неожиданности Диаваль пошатнулся. — Я тебя услышал. Теперь — кыш! — Он медленно развернулся, отошел на несколько шагов, и следом неторопливо отлетел прочь, всем видом продемонстрировав, что разговор закончен.
— И? — бросил в спину ему Диаваль, но ответа не получил.
========== Часть 3 ==========
Казалось, все придется решать без Борры, Малефисента ведь все равно сделает все как задумала, а может, даже и назло, если избранник попробует доказать свою власть. Однако Борра недаром слыл самым непредсказуемым из своего рода. Он умело сделал вид, что приглашение Малефисенты для него нечто неожиданное, какое-то время задумчиво хмурился, а потом выдал:
— Почему бы и нет.
Его спокойный тон не смог обмануть Малефисенту.
— Ты не последуешь за мною, — звучало как приказ, а не как просьба.
— Как скажешь, — вот тут уже Борра выказал волнение, что вылилось в слишком уж переигранное равнодушие. Диаваль даже подумал о том, что тот пытается скрыть обиду на то, что его так бесцеремонно отстранили от сопровождения и охраны собственной семьи, но то, что сам он внезапно войдет в круг доверия воинственного эльфа — стало самой огромной неожиданностью. — Пусть о тебе твой ручной ворон позаботится. Надеюсь, ему хватит ума не завести тебя в ловушку.
Когда тебя так высоко ценят, пусть и выражают это довольно странно, это приятно, но то, что на тебя ложится вся ответственность, случись что неожиданное — слишком тяжелая ноша для простого ворона. По мнению Диаваля, для престижа и безопасности почти королевы можно было отправить с нею небольшую свиту, но Борра все воспринял слишком буквально. Диаваль всю дорогу до замка Алстеда пытался заметить хоть какую-то тень мелькнувшую от гигантского крыла. Ничего. Однако его не оставляло ощущение, что их незаметно преследуют.
***
Ворон не ошибся.
Предупрежден — значит вооружен. Еще до того, как Малефисента объявила о «внезапном» решении навестить человеческую подопечную, несколько эльфов «пустынников» вылетели с Гнезда, направляясь к людскому убежищу, где сейчас обитала та самая Аврора. Это были опытные воины, принимавшие участие в Однодневной войне, и им не нужно было ничего объяснять, в отличие от Халкона, совсем еще молодого эльфа, для которого подобного рода задание было первым.
— В охране замка есть слепое пятно. Подлетишь под водопадом у скалы, далее ровно вверх по замковой стене. Только раньше выбери момент, понаблюдай, чтобы стражники точно не направлялись в эту сторону, — давал установки Борра. — Если все будет безопасно, оставайся, пока там будет Малефисента, потом так же незаметно возвращайся.
— Да, я понял, — зрачки в желтых глазах Халкона лихорадочно расширились, так что те казались почти черными, лишь с тонкой золотой окантовкой, а темно-бурые маховые перья оттопырились. Он готов был в тот же миг сорваться выполнять важное задание, но оставался еще один немаловажный вопрос. — А если королеве будет угрожать опасность, я…
— Увидишь что-то подозрительное — сразу возвращайся в убежище, — прервал его Борра. Он был точно уверен, что Халкон поступит как раз наоборот. Решить все самому — так бы и он сам поступил в том возрасте.
И все-таки Борра готов был принять риск и доверить новичку близких. Причин было несколько. Первая и самая основная — надежда, что ничего не случится, а недоверие его необоснованно, что Коналл был прав: время настало говорить с людьми, а не воевать. Халкон вернется домой незамеченным, если только сам себе не найдет приключение. Даже если случится, что его обнаружат, в этом нет ничего страшного: должен же мальчик опробовать крылья в настоящем деле, пусть и пустяковом. Если же случится, что все это приглашение было лишь подлой ловушкой, на Халкона Борра не надеялся. С этим должны были разобраться трое эльфов, что он послал ранее. Опытные и хитрые, умеющие быть незаметными, быстрые, сильные. Будь у пустынников людской инстинкт бессмысленного убийства, последним бы пришлось несладко. Однако о ситуации они будут судить из собственного опыта, а вот незамутненный взгляд Халкона должен был стать глазами Борры.
— Никуда ты не денешься, — проворчал он кому-то неизвестному, ведь Халкон уже улетел. А Борре оставалось самое тяжелое бремя — ждать и ничего не делать.
С первой задачей Халкон отлично справился: слежки Малефисента не обнаружила. Как-то не до этого было, ведь все внимание было сосредоточено на сыне. Первый полет, пусть и на руках матери, он перенес с восторгом и даже без возмущения оттого, что его пришлось запеленать, ограничив свободу. Но он вспомнил об этом, когда они были уже на земле, и раскапризничался так, что Малефисенте, чтобы создать мост из лоз, пришлось с некоторым сомнением передать его обратившемуся в человека Диавалю.
— Улыбайтесь. Вы ведь это уже умеете, — как-то не вовремя посоветовал под руку ворон.
— Может, обойдемся? — огрызнулась Малефисента. — Что ты ему делаешь?
Она резко обернулась на странные звуки, которые издавал ее сын. Они походили на урчание, и раньше ее малыш никогда так не шумел. Ничего ужасного или опасного не происходило. Диаваль просто щекотал макушку маленького эльфа, а тому нравилось. Малефисента как-то и не догадывалась даже, что ее непоседливого ребенка можно успокоить подобным образом, но на всякий случай забрала его обратно.
Им не пришлось, как в первый визит, шествовать почти через весь город. На том берегу реки, служащей своеобразной границей между волшебными Топкими болотами и людским королевством Альстед, уже ждала карета, а Аврора и принц Филипп на правах хозяев встречали важных гостей.
— А как же Борра? Я надеялся, он будет с вами.
— Может как-нибудь в следующий раз, — пришлось все-таки улыбнуться, и Малефисента искренне надеялась, что это не выглядело как оскал.
Филипп немного расстроился отсутствию бывшего врага, и пока еще не союзника крылатого эльфа, который, несомненно, заслужил его уважение. Если подумать, то войну между людьми и эльфами закончило даже не появление Малефисенты, а благородство Филиппа и мудрость Борры, решившего, что люди заслуживают еще одного шанса. Время шло, но за всеми хлопотами сближение людей и эльфов не продвинулось ни на шаг. Нужно ли это им? У Малефисенты ответа не было, пусть бы Борра разбирался. Она поклялась защищать собственный род, а из людей ее волновали счастье и покой одного-единственного родного человечка, ее маленького чудовища, Авроры. Но та выбрала стать королевой людей, а не волшебных существ. Оставалось уважать ее выбор, раз уж посоветовать поостеречься уже не можешь, раз уж не можешь быть рядом, ведь почти каждый визит Малефисенты в мир людей заканчивался большой проблемой. Первый раз из вроде как справедливого желания мести было наложено проклятие на крохотную невинную Аврору, второй раз — погиб отец Авроры. В третий раз сама Малефисента попала и под клевету, и под пулю. Четвертый раз она прибыла в разгар войны, которая закончилась свадьбой Авроры, но перед этим ей пришлось умереть. Все закончилось хорошо, и тут, дай Диавалю волю, он бы наверняка начал советовать: «Мыслите положительно. Теперь проклятие наверняка снято». Хотелось бы верить.
— Я так счастлива, что ты снова рядом.
За признание Авроры можно было и сто жизней отдать. Зато Филипп молчал, и вечно разговорчивый Диаваль тоже, что было немного странно. Может, и правда стоило взять с собой Борру, и пусть бы мальчики развлекались, а не копили напряжение, которого и без того было достаточно: словно под воду ушла, и воздуха не хватает.
Свободно вздохнуть получилось, когда они наконец-то остались почти один на один с Авророй, не считая сына, а этот непоседа вдруг стал воплощением спокойствия, как будто Удо заговорил его.
— Можно?
Не без сомнения Малефисента передала сына приемной дочери. Тот снова проявил свой нрав, пытаясь вскарабкаться ей на плечо, но тут же был возвращен обратно.
— Ты будешь хорошей матерью, — владычица тьмы залюбовалась, как просто ее девочка справлялась с маленьким неуемным монстром.
— Я такой же была? — едва сдерживала смех Аврора, поскольку с названным братиком у них вышла ненароком забавная игра. Тот пытался поймать локон Авроры и пихнуть его в рот, Аврора же его мягко, но настойчиво отнимала.
— В его возрасте ты спокойно лежала на спинке и не доставляла стольких бед.
Как будто поняв, о ком речь, и не соглашаясь, малыш зарычал.
— Он же мальчик! — не сдержав умиления, Аврора поцеловала малыша в лоб. — Как его зовут?
Вопрос дочери заставил Малефисенту замяться.
— У него пока нет имени. У нас принято давать ребенку имя, когда рожки появятся.
У каждого народа свои традиции. Некоторые из них казались Малефисенте странными, но это простое «нас» делало ее сильнее, и все вставало на свои места.
— Я буду звать тебя Маленький Принц.
На этом моменте их прервали.
В честь важной гостьи был организован пир. Только маленькому эльфу рано было там присутствовать. Это бы утомило его.
— Нет! — запротестовала Малефисента.
— Не волнуйтесь, госпожа, — пыталась урезонить гостью женщина, которой собирались поручить малыша. — С вашего сына ни один волосок или перышко не упадет. Мне можете довериться. Я вырастила Его Высочество Филиппа…
— Почему с моего сына что-то должно падать? — доводы старой служанки совсем не убедили встревоженную мать, а Диаваль напрасно подавал знаки, строя рожи. Все решила Аврора, внезапно найдя болевшую, но неизвестную занозу:
— Он никогда не останется один, а ты никогда его не потеряешь. Поверь мне…
Ее руки переложили малыша в колыбель — более просторную, чем в его возрасте лежала Аврора, но и с высокими стенками — выбраться из нее, не умея летать, маленькому эльфу было бы невозможно. Внизу она была устлана мягкими подушками и покрывалами — для сладкого сна, который необходим был даже такому неугомонному эльфу.
— Ну же! — шептал рядом Диаваль. — Когда-то вам придется его отпустить. Вы же не станете его держать, пока он ростом с вас или его отца станет? Так может, сейчас попробовать?
С некоторым сомнением Малефисента развела руки, оставляя сына.
— Постарайтесь отдохнуть и никого не убить,— жужжал на ухо Диаваль.
— Не волнуйся: Маленький Принц под присмотром, — говорила Аврора.
Малефисента поверила им обоим, тем более Аврора точно не врала. Только обе они даже не подозревали, что маленькому эльфу будет уделено больше внимания, чем им хотелось бы.
========== Часть 4 ==========
Халкону без труда удалось пробраться в замок и, несмотря на царившую там суету, а может, и благодаря ей, оставаться незамеченным. Малефисенту он обнаружил почти сразу. Та была в большом зале на празднике. Не сказать, чтобы особо веселилась, но и среди своего народа королева отличалась сдержанностью. Обеспокоенной или зачарованной она не выглядела, но с нею не было сына, а это было подозрительно. Оставалось только убедиться, что сын предводителя в безопасности, а значит, найти его.
Просто так шнырять по замку и не выдать себя было невозможно: слишком много людей, слишком узкие коридоры, а укрытия ненадежны — крылья, верные помощники, тут только мешали. Халкон попытался сориентироваться по запаху, но в большом людском жилище ему становилось душно: смешанная труха и зловоние, приправленное резкими ароматами с топленым жиром. Тут проще было захватить пленника, запугать, чтобы не начал кричать, расспросить, а потом заставить все забыть — Халкону дана была такая сила. Он уже почти выбрал жертву: женщина, очень молодая, какая-то слишком суетливая и взволнованная, и отказался. Она как раз скоро прошлась возле его укрытия, а от нее исходил тот запах, что он желал учуять, а еще запах непонятный для этого места запах летних трав, хоть в человеческом мире была уже переходящая в зиму осень. Но это было неважно. Важно было, что ее руки какое-то время назад держали эльфийское дитя.
«Тебе снова нужно к нему прикоснуться», — приказал Халкон, вытянув раскрытую ладонь по направлению к девушке, постепенно сжимая пальцы, как будто что-то удерживая.
Девушка вздрогнула, оглянулась, не понимая, откуда взялся голос и желание. Она оказалась какой-то странной, слишком послушной, что ли: пошла так быстро, что чуть ли не побежала. Халкона даже сомнение взяло: может она что-то заподозрила.
— Осторожней, Дениза. Куда ты так несешься?
Преследуемая так спешила, что едва не столкнулась плечом с каким-то из слуг, и Халкон едва успел спрятаться за портьерой.
Вынужденная задержка привела к тому, что девушка скрылась из вида.
— Дениза, Дениза… Обернуть бы тебя в мышь, Дениза, — ворчал Халкон.
Бесконечные коридоры, повороты, множество дверей, а он скован необходимостью скрываться. Немудрено, что в какой-то момент потерял след. Коридор заканчивался тупиком, а значит, шустрая Дениза скрылась за одной из дверей. Искать долго не пришлось, от одной из дверей шел явный запах опасности. Она была слишком явной, что на раздумья не оставалось времени.
— Что же ты натворила, Дениза? — рыкнул Халкон, с разгону сшибая плечом преграду.
Наверно он бы удивился, но у той, кого звали Денизой, и без всякого эльфийского внушения почти в тоже мгновениями раньше промелькнула та же самая мысль.
«Что же ты натворила, горе-злосчастная Дениза».
***
Еще с утра Дениза считала себя не несчастной, а благословленной феей-удачей, как их принцесса. Ей повезло, что в родной деревне ее считали слегка чудной, склонной больше мечтать, чем работать, поэтому отец без колебаний отпустил ее в город: может, там быстрее мужа найдет. Повезло, что некогда в город, несмотря на протесты родни, перебрался младший брат матери Денизы. Повезло, что кузина Мари работала не где-нибудь, а в самом замке, и Денизе нашлось место рядом с ней. И что, что судомойкой? Денизу это ничуть ни пугало. Что бы о ней ни говорили, тяжелой работы она не боялась. Вот тут начались настоящие чудеса. На кухне немногословную, но шуструю Денизу заметил дворецкий. В деревне ее не считали красавицей, но говорили, что хорошенькая. Месье Лоран заметил, что у Денизы приятное личико и тонкие ручки, которые скоро испортятся в горячей мыльной воде и жиру, а господ должна окружать красота, будь то вещи или слуги. Денизе предложили место горничной.
«Старый развратник еще потребует с тебя плату за такую доброту», — предупредила Мари.
Ей удалось напугать кузину, но по ночи размышления Дениза решила не упускать шанс, ведь отказать и отказаться, а потом вернуться домой, она всегда успеет. Между прочим, о Денизе месье Лоран забыл, как только передал ее в распоряжение старшей горничной, мадам Одетте. Та устроила Денизе настоящий экзамен, расспросив в подробностях даже о таких вещах, которые заставляли краснеть невинную девушку. Потом она проверила, как потенциальная горничная справится с работой, а после тщательно белой перчаткой исследовала все уголочки на наличие пыли. Мадам Одетта осталась удовлетворена ее стараниями, а Дениза — новой работой. Все шло настолько счастливой дорожкой, что чуть позже ее назначили убирать даже королевские покои, а потом оказалось, что сбудется главная мечта Денизы: она увидит волшебных созданий. Даже больше! Одним из поручений на этот важный день было время от времени прислуживать женщине, воспитавшей самого принца, мисс Тилли. На самом деле ее звали Матильда, но принц, когда еще был совсем юным, не мог выговорить такое длинное имя, называя няню «Тилли», и как-то само собой это прозвище подхватил весь двор. Старая няня по-матерински относилась к Денизе, что не осталось незамеченным кузиной.
«Так ты теперь птица высокого полета. Задрала нос, и куда тебе до бедных родственников».
Обвинения были несправедливы. Дениза пыталась поговорить о Мари с мадам Одеттой, но, видимо, Мари действительно не хватало удачи: пробиться выше судомойки, ей так и не удавалось.
«Может, это мой единственный шанс обмануть судьбу, — вздыхала Мари. — Говорят, прикосновение к волшебству дает везение».
«Или будешь навеки проклята, если что-то пойдет не так», — пыталась отговорить кузину от безумной затеи Дениза, но в конце концов сдалась. Тем более Мари так все хитро придумала, что вреда точно никому не должно было быть.
Поскольку для горничных, выполняющих особые поручения, в этот день сложной работы не предвиделось, им велено было одеться в темные праздничные платья, а также фартуки с оборками и чепцы с лентами. Свою будничную форму Дениза отдала кузине. Платье оказалось немного тесным и коротковатым на Мари, но в общей суматохе вряд ли кто заметит такие мелочи — так заверила кузина.
На кухне всем было известно, что главный повар, симпатизируя королевской няне, по возможности старался незаметно показать это, посылая ей сладости. Мисс Тилли в этом не видела никакого намека. Что же удивительного, если в честь праздника лакомств окажется настолько больше, что самой Денизе, чтобы донести их одной, не справиться? Помощь Мари и правда оказалась к месту. Все происходящее казалось сном, а от волнения, что сон внезапно может закончиться, даже дрожь пробирала.
— Ты поосторожней, — пыталась вернуть кузину на землю Мари. — Чего руки так дрожат? Еще решат, что ты где-то винца украла и хряпнула. Тогда прощай твоя вольготная жизнь. Это всего лишь крикливый ребенок, только с рогами, крыльями и хвостом.
Это действительно был ребенок, очень хорошенький, но совсем необычный. Мари оказалась не совсем права: оказалось, рогов у него не было.
— Может он ненастоящий? — предположила Мари.
Мисс Тилли удивилась такому предположению, но все же разрешила девушкам ближе подойти к волшебному ребенку и рассмотреть его поближе. Он был почти как людской младенец, разве что щечки не пухлые, а скорее впалые, отчего личико выглядело бы старше, если бы не огромные глаза цвета меда, обрамленные длинными пушистыми ресницами. А еще у него были острые ушки. Дениза осторожно попыталась освободить одно из них, отодвинув густые темно-русые локоны, а маленький эльф, вдруг потерся о ее ладонь головой.
— Рожки тоже есть, или скоро будут, — сообщила Дениза, почувствовав маленькие бугорки по обе стороны макушки.
— А я хвостик нашла. Но он почему-то спереди, — шепнула Мари, а Дениза незаметно наступила ей на ногу. Когда Мари попыталась дотронуться до чудесного ребенка, тот схватил ее за палец. Его ручка была почти как у обычного младенца — пять маленьких пальчиков, только заканчивались они острыми птичьими коготками. Еще у него действительно были крылышки, правда, как у неоперившегося птенца… Очень большого птенца…
Дениза могла бы вечно любоваться на это чудо, но Мари внезапно напомнила:
— Нам пора.
Она была права. Дениза даже боялась представить взгляд скрупулезной мадам Одетты, когда Дениза попадется ей на глаза после такой задержки. Однако во всей дворцовой суете главной горничной было не до маленького нарушения порядка от одной из своих подчиненных. Денизе все так же везло. Пока что… Что-то не давало покоя. Какая-то несуразица, как будто она взглянула на небо, а оно не голубое, а зеленое. Она же смотрит на него, но не может понять, что не так.
«Ты должна снова к нему прикоснуться».
Затылок как будто клещами сдавили. Дениза не могла объяснить, откуда взялось такое настойчивое желание снова погладить маленького эльфа, но она вдруг так явственно представила его, словно собственными глазами сейчас увидела. А еще она увидела нечто тревожное: нависающую над ним тень, и, кажется, она знала, кому та принадлежит.
«Хоть бы это была только моя глупая фантазия. Хоть бы она ничего не натворила», — колотились в голове набатом тревожные мысли.
На пару судорожных ударов сердца Дениза замерла перед дверью детской, проговаривая единственное желание: пусть там все будет спокойно.
Не сбылось!
За высокими стенками кроватки дитя Дениза не увидела, но услышала его сердитое шипение. Зато она увидела то, что никогда бы предпочитала не видеть: неподвижную, как мертвую, мисс Тилли в кресле, и совсем не тень, а вполне живую Мари над детской кроваткой и пузырек в ее руке. Рядом стоял столик, каким обычно развозили главные блюда на большие пиры, а на нем действительно блюдо как на целого ягненка с крышкой-баранчиком. Надо было кричать, но наивная Дениза вдруг решила, что сможет словами убедить кузину не совершать непоправимой глупости.
— Что ты де…
Договорить она не успела, чья-то крепкая рука зажала рот.
— Вливай уже быстрее! Ему и капли хватит. Укусит — заживет, будет с чего полечить! — говорил тот, кто держал Денизу. Она не видела его, но узнала голос: Кристоф. Он привозил еду для кухни. Тот, о ком Мари еще в первый день Денизы предупредила: «Не строй ему глазки. Он мой».
«Что же ты натворила, горе-злосчастная Дениза».
Сама указала разбойникам путь к кладу. В голове не укладывалось, что Мари способна на такое: отнять ребенка у матери, развязать войну, ведь вряд ли эльфы оставят похищение собственного принца без последствий… Стать убийцей…
— Времени нет! — подгонял Кристоф соучастницу, пока Дениза трепыхалась в его руках, безрезультатно пыталась вырваться. Времени действительно не было. Огонь, который вряд ли был вызван случайной искрой, полз по коврам и шторам, постепенно отвоевывая пространство, но Мари колебалась. Дениза еще раз предприняла попытку "решить все мирно", хоть вместо слов выдавала теперь лишь приглушенное мычание. Беспомощное положение кузины не заставило Мари заступиться за родственницу. Напротив, она стала действовать решительнее. Мари вынула маленького эльфа из кроватки, а бутылочка с зельем уже была у его губ. Рука, которая держала Денизу за талию, переместилась к ее горлу. Она ещё успела подумать: «Это конец», и тут внезапно оказалась свободна.
***
Когда дверь можно открыть, не обязательно ее с разгону вышибать. Об этом Халкон не подумал. Вот и напоролся сначала на рыцарский доспех, а потом на какого-то человечка. Тот, между прочим, почти придушил Денизу, а значит, вряд ли был другом. Ожог от соприкосновения с железом на несколько мгновений лишил Халкона способности ориентироваться, так что он не мог сообразить, что же происходит. Какая-то женщина с сыном их предводителя на руках, Дениза, которой в короткой потасовке удалось отнять у нее ребенка. И огонь, от которого дышать было трудно.
— Оставь его! Уходим! — крикнул тот, что ранее держал Денизу.
Разумный совет, если не собираешься погибнуть, потому Халкон тоже собирался ему последовать, схватив в охапку Денизу и ребенка.
— Мисс Тилли! — начала сопротивляться упрямая девчонка, обращая его внимание на неподвижную женщину в кресле.
— Тилли так Тилли! — заявил Халкон, подхватывая и ее.
Самым ближайшим выходом казалось окно. Все бы было отлично, если бы не решетка. Вышибить ее удалось, не так легко как дверь, но опять же, какой ценой. Снова железо! Крыло подвело, и, сделав переворот, Халкон упал на землю, хорошо, что на спину и никто, кроме его самого, не пострадал. Если бы неприятности на этом закончились. Дениза вскрикнула. Оказалось, малыш ее укусил. Подумаешь, какая неженка. Она его выпустила, и он, конечно же, не преминул воспользоваться свободой, уползая проч. И тут послышался собачий лай. Целая свора, откуда только взялась. Дениза сообразила первая. Бросилась вперед, накрывая своим телом ребенка. Халкон, собрав последние силы, накрыл крыльями ее и вторую женщину, которая подала признаки жизни, издав слабый стон.
Казалось бы, быть тебе обглоданным до костей, Халкон, но внезапно подоспели свои, разметав собак в мгновение ока.
— В порядке, парень? — одним из спасителей оказался Арвен. Он протянул Халкону руку, помогая подняться.
— Что-то долго вы, — проворчал Халкон, как будто действительно был в курсе того, что Борра послал кого-то еще, кроме него.
Шум, пожар и разбитое стекло уже привлекли внимание пирующих. К ним уже летела Малефисента, и ее яростный вид не предвещал ничего хорошего.
— Что здесь происходит? — гневно закричала она, а вокруг ее ладоней змеились зеленоватые молнии.
Умница Дениза сразу догадалась, как ну если не совсем утихомирить рассерженную мать, то хотя бы не дать ей разнести все вокруг, передав на руки собственное дитя. Зато другая женщина лучше бы и дальше притворялась мертвой. Она удивленно рассматривалась вокруг, а потом взяла и ляпнула:
— Это я виновата. Я пустила девочек посмотреть на крылатое дитя. Им же интересно. И задремала… — неуместно оправдывалась она.
— Мой сын какой-то зверек, на которого как на развлечение приходят посмотреть? — вознегодовала Малефисента.
— Мы разберемся, что тут произошло, — пыталась успокоить ее принцесса. Но это оказалось совсем непросто. Один долгий взгляд на выгоревшее окно, на выбитую решетку, на убитых и покалеченных собак, а потом на приемную дочь, которая обещала покой и безопасность и не смогла сдержать обещание.
— А разве и так не понятно? — чеканя слова, произнесла приговор колдунья. — Это уже не игры, Аврора. Если грош цена твоим обещаниям, если ты думаешь, что материнство — это поиграть с ребенком и отдать его на попечение нянькам, может, рано тебе еще быть и матерью, и королевой? Когда ты последний раз была на Топких Болотах? Девочка наигралась и оставила надоевшую игрушку?
На этом разговор был закончен. Малефисента не желала слушать никаких оправданий и улетела прочь, крепко прижимая сына. За нею улетели и другие эльфы. Как бы ни храбрился Халкон, раны оказались серьезнее, чем предполагалось, и ему пришлось позволить старшим товарищам забрать себя.
— Решетки, собаки… Мы только говорим о мире, но что сами творим, — возмущению Авроры не было предела.
— Но разве я была не права? Как можно доверять этим тварям? Эти двое в саду, и этот в замке? Разве кто-то их приглашал? Прощай спокойный сон!
— Эльфы всегда желанные гости в Альстеде, — перебил пылкую речь матери Филипп. Отчасти в произошедшем была и их с отцом вина. У королевы был очень уж неприятный опыт общения с эльфами. Она жаловалась, что не может спать, так как за каждым углом ей мерещатся «крылатые разбойники». Конечно, прошлая политика королевы Ингрит чуть не привела к войне и истреблению всего королевского рода Альстеда и стоила многих жертв, но она все еще оставалась королевой, а Филиппу матерью. Поэтому для ее спокойствия железные решетки на окнах казались вполне невинной блажью. Но королева ни в чем не знала меры. Стоит ли говорить, что она и не скрывала, что лично отдала приказ выпустить собак, но то, что организовала покушение на сына Темной колдуньи, отрицала категорически.
Очень скоро нашли и главных виновников. Как бы горько ни звучала правда, поводом для новой войны могла стать простая людская жажда наживы. Маленький эльф, еще не знающий ничего об этом мире, даже не осознающий, кто он, безусловно, был золотым ребенком, для некоторых — в прямом смысле этого слова. Продав его или придумав, как еще использовать, можно было обеспечить себе безбедное существования. Стоило ли благополучие двух людей последующих бедствий двух народов — видимо, такого вопроса даже не стояло. План похитителей был очень прост: найти покои с ребенком, усыпить няню и младенца, устроить пожар, а пока весь двор пытался бы справиться с бедствием, потихоньку покинуть замок.
Поскольку почти никто не пострадал, а преступление так и не был доведено до конца, закон Альстеда был милосерден к двум главным обвиняемым. Их клеймили и изгнали за границы королевства.
Оставалось разобраться с другими причастными. Никто бы не стал обвинять в соучастии няню принца, тем более что преступники сами признались, что пирожные были обрызганы сонным зельем, а мисс Тилли сама ушла и отказалась от должности. Зато с горничной по имени Дениза дело оказалось сложнее: хоть тяжкой вины за нею не было, она, хоть и ненамеренно, но привела воров к ребенку, однако она же пыталась им помешать. Неожиданно судить девушку взялась принцесса Аврора, и решение ее было внезапным для всех, особенно для Денизы.
— Мы все можем ошибаться. И часто ошибки, совершенные по неведению или наивности слишком дорого стоят. Я надеюсь, ты сделала выводы. Что касается тебя, мне нужна верная помощница с открытым сердцем. Можешь считать это и наказанием, и наградой. Можешь принять, можешь отказаться.
Дениза замешкалась с ответом не потому, что сомневалась, как раз решение далось ей гораздо легче, чем стать горничной. Просто она залюбовалась своей принцессой. Неправду говорила ее крестная. Принцесса рассуждала мудро и справедливо. Она бы была хорошей королевой, и дело касалось совсем не судьбы Денизы, а судьбы Альстеда и другой волшебной страны. Кто бы отказался быть причастным к истории? А может, когда-то Дениза может исправить и историю заблудшей Мари. Было, правда, еще кое-что, в чем девушка даже боялась признаться, то, о чем мечтала Дениза больше всего, и вдруг это случилось. Случилось внезапно и как-то неправильно. Любовь… Он знал ее имя, а она о нем почти ничего, лишь то, что у него крылья, рога и золотые глаза, и то, что он улетел в свой край, но нагло овладел ее снами, оставив лишь капельку надежды увидеться снова.
Денизе было бы больно узнать, что Халкон если и вспоминал ее, то только как приключение.
Хотелось бы рассказать, что в убежище эльфов с возвращением делегации воцарился мир и покой, однако, в одной отдаленной пещере вот-вот грозила разразиться настоящая война.
========== Часть 5 ==========
— И как? Убедилась? Твоя непрошибаемая наивность когда-нибудь будет стоить не только твоей жизни или жизни того, кто рядом. Но всем нам! — рассерженный Борра, не в силах устоять на месте, измерял размер пещеры крыльями, как будто стены собирался снести, тогда как Малефисента застыла неподвижной статуей, только плотно сжатые губы, изумрудные глаза, сверкавшие также, как зеленая дымка молний вокруг ее правой ладони могли стать для вышедшего из себя эльфа предупреждением: он уже перешел грань, а значит, быть беде. Никто не смел повышать голос или проявлять неуважение к могущественной Темной Колдунье, и остаться безнаказанным. Борре ли это не знать! Только таким как он, видимо, неведомо чувство самосохранения. — По одному щелчку маленькой кривляки ты летишь к ней, ломая крылья!
— Не забывайся и знай свое место! — гневный окрик Малефисенты должен был стать последним предупреждением.
— Вот как? — Борра прекратил метания, внимательно посмотрев на «обвиняемую», но в прищуре и кривой улыбке не было ни раскаяния, ни уважения. — Видимо, тогда я не ошибся: ты не просто пропахла людьми. Ты больше они, чем одна из нас.
Неподвижный, он был отличной мишенью, собирался или нет увернуться, и что пытался доказать, Малефисенте уже не было дела. Терпенье было на исходе. Волна тьмы охватила все тело и требовала выхода.
— Достаточно! — слишком уж удобной мишенью был Борра, и магический удар вот-вот должен был снести его с ног.
— Стой!
Молнии погасли сами собой. Пришло ощущение мига до чего-то неслучившегося жуткого.
Маленькие эльфы, подрастая, когда впервые познают опасность, стараются искать защиты у того, кого считают сильным. Где-то в дальних воспоминаниях, почти нереальных, как сон, Малефисента прижималась к коже-коре Бальтазара, огромному дриаду-стражу Топких Болот. Мир был огромный и страшный, а Бальтазар был такой сильный.
Устав, их с Боррой неугомонный сын, обычно засыпал так, что даже гром рядом грянет, он не проснется. В этот раз тоже было как-то так же. В пылу разборок они не подумали, что малыш может проснуться. Обхватив Борру за лодыжку, он пытался за нею спрятаться и одновременно шипел, пытаясь защититься от неизвестной ему, но уже ощущаемой опасности, которую несла его собственная мать.
Их маленький сын был единственным, кто знал, что делать.
Злобное воодушевление Борры как внезапным ливнем смыло. Что бы ни пытался он доказать, но не ценой жизни сына. Он опустил голову и шумно выдохнул, будто получив удар в грудь, поднял на руки малыша, сделал шаг к выходу.
Для Малефисенты этот шаг стал как толчок в пропасть, когда крылья связаны. Она действительно негодная мать. Борра говорил, что страх — это человеческое качество. Или она действительно стала слишком близка с людьми, или то, что сковывало ее сейчас, что не давало остановить Борру, называлось отчаяние. Они еще раз пересеклись глазами. Взгляд был долгим и тяжелым, как бы ни хотелось его разорвать и одновременно запечатать навечно, отстраняясь от грядущим бедствия, когда она останется одна. Что увидел в нем Борра? В его глазах она читала тоску и жалость. Почему-то это было больнее, чем если бы он злился. Непредсказуемый Борра просто передал малыша на руки Малефисенте. Она тут же ухватилась за него, прижала к себе. Появилась какая-то надежда, что может все обойдется, все останется по-прежнему, как несколько дней назад, она оборвалась, когда Борра сделал еще один шаг и, расправив крылья, исчез в темноте беззвездной ночи.
«Вот и хорошо. Давно надо было прекращать эти игры в счастливое гнездо».
========== Часть 6 ==========
А существует ли оно, счастье? Наверно… Это волнение полета, это то маленькое чудо, которое вновь доверчиво прижималось к ее груди, это наблюдать, с каким восторженным любопытством ее Аврора исследовала волшебные земли. Борра — это плохая привычка. Такое же заблуждение, как и любовь. Да они никогда о любви и не говорили.
«Знаешь, оказывается, для чего еще нужны крылья?».
Это ведь не было признанием, когда Борра пытался сделать из крыльев для нее укрытие. Было не очень-то и удобно, ведь собственные крылья приходилось крепко прижимать, и немного смешно от такой заботы. Она позволяла, и, внезапно, даже была готова ее принять. Борра пытался сделать ее слабой. Почти получилось! Так что даже к лучшему, что он убрался из ее пещеры и жизни. Даже пусть не пытается вернуться!
Важное решение не принесло успокоения. Борра был не привычкой, а проклятием. Малефисента сидела просто на полу убежища, опершись спиной об стену. Вроде бы ночь была не прохладной, но ее бил озноб. Холодное сердце? Что ж, придется с этим смириться.
Малефисента тревожно встрепенулась, так как в грудь как два шипа кольнуло: ночь перешла в раннее утро, она же не спала, а забылась, и кто-то чужой, возможно, опасный проник в их жилище, пытался похитить сына? Но никого кроме них двоих в пещере не было. «Напавший» тоже сразу обнаружился, как только Малефисента взглянула на свое дитя. Не больше двух фаланг пальца, но острые, его головку венчали рожки. Маленький эльф казался не очень довольным такими наростами и пытался их сбить, бодая все, что попадалось, так что матери пришлось его успокаивать, гладить макушку, как раньше это делал Диаваль. Ей хотелось поделиться этим кусочком счастья, но в маленькой войне-игре с сыном она пропустила один момент, а вот он почувствовал: перестал нападать, наморщил нос, начал вырываться. Он был голоден, и учуял что-то вкусное, что могло его насытить. Чуть пройдя к входу, Малефисента обнаружила еду, где, конечно же, были яблоки. Это была одна из прихотей и желаний колдуньи, когда она поняла, что ждет ребенка. Борра должен был видеть, как их сын потянулся к яблоку и с огромным аппетитом вгрызся в него, но Борры рядом не было, чтобы радоваться с Малефисентой, а от этого и радость как-то тускнела.
— Ого! Кто у нас уже такой взрослый.
Обычно Малефисента всегда чувствовала приближение Диаваля, не давая застать себя врасплох. В этот же день все шло не так. Диаваль появился слишком неожиданно, и хоть следует признать, что ворон был хорошим другом, поддерживающим ее и в более темные времена, сейчас Малефисента меньше всего желала его видеть. Почувствовал ли это малыш или просто кое-кого вспомнил, но он вдруг указал в сторону Диаваля и вполне внятно произнес:
— Кыш!
— Даже так? — скривил обиженную гримасу Диаваль. — Просто как Борра. Настоящий сын своего отца.
— Достаточно! — огрызнувшись, прервала его Малефисента. — Хватит о нем! Альстед еще на месте стоит?
— А что ему станется, если тот, кто его мог на камни разнести как неприкаянный тут крутится. — Малефисента старательно делала вид, что ей все равно, играя, как с котенком, с сыном, который безрезультатно пытался забодать ее руку и подлететь, хлопая еще несформировавшимися крыльями. Только Диаваля трудно было удивить показным равнодушием. Ее выдала вскинутая бровь. Что бы здесь ни произошло, Борра вроде был еще жив, а зная его, можно было немного и приврать ради их же блага. — Видел его тень…
— Тогда это не он, а какой-то подручный из его банды, — огрызнулась Малефисента, а ее наследник сердито зарычал, за что был награжден улыбкой и поцелуем в лоб.
— Но…
Маленькая ложь во благо оборачивалась бОльшим злом. Когда Малефисента встала, Диавалю захотелось улететь, несмотря на все неисполненные прошлые угрозы.
— Если бы он не хотел, чтобы ты видел его тень, то ты бы и не видел его тень.
— Тогда возможно он хотел, чтобы его заметили. Ты не думаешь, что это знак? — Ворон попробовал последнюю попытку в роли советчика. — Тебе нужно поговорить… — и был тут же перебит:
— С Авророй! Я должна поговорить с Авророй.
С Авророй конечно тоже, ради этого Диаваль и прилетел, но так в лоб он не готов был выкладывать все новости по ту сторону волшебных земель. Рискуя все же быть превращенным в червяка, но жаждая получить все же ответ, что же тут происходило, он попытался еще раз разведать ситуацию:
— Она будет ждать тебя завтра на Болотах. А с этой проблемой, — он указал на ребенка, — я разберусь. Мы вроде как-то поладили.
— Нет! — Малефисента встрепенулась, как будто ее осенила какая-то блестящая идея. — У него есть семья. Удо за ним присмотрит.
— Хочешь, чтобы твой разбойник ревновал?
— Много каркаешь, но все не по делу, — фыркнула колдунья, щелкнув пальцами, а Диаваль почувствовал, что превращается в ворона, но уже не по собственному желанию. Красноречивее показать, что разговор окончен, и придумать невозможно.
«Как дети малые», — в душе ворчал он, а сам понимал: советы пока худшее из зол, а два парных сапога сами себя найдут.
***
Если бы пожелал Диаваль, то искать Борру долго и не надо было. Малефисента тоже знала, где наверняка его встретит, хоть по собственным убеждениям и не стремилась к этому. Добрая традиция объединенного народа темных эльфов по вечерам собираться все вместе, чтобы быть ближе, лучше узнать друг друга, быть единой большой семьей. Только Малефисенте, привыкшей к одиночеству, не всегда было комфортно в такой большой стае. Слишком уж много внимания привлекала она к себе, а от любопытных, пусть и почтительных или дружелюбных взглядов очень скоро начинаешь уставать. Может это была только ее предубеждение, но спокойный вечер в пещере она предпочитала всеобщему веселью. Вот тут она снова напомнила об одной вредной привычке, от которой решилась избавиться. Так что к вечернему сбору эльфов Малефисента присоединилась совсем не из-за Борры, а чтобы ее сын не рос таким же отшельником, как она сама, и учился различать искренность и обман.
Лгун! Борра даже не скучал. Рядом с ним сидела молодая эльфийка, одного с ним племени. Малефисента даже немного ее знала, видела с Боррой в первый день своего знакомства с темными эльфами. Сейчас им было весело. Борра что-то рассказывал, боевито жестикулируя, а та, склонив голову, внимательно слушала и улыбалась. Конечно, возле этого же костра сидел еще и Халкон, уже полностью поправившийся после случившегося накануне приключения, и еще несколько эльфов, но это не имело значения. Борра не мог не заметить появления Малефисенты, но виду совершенно не подал. Она не осталась в долгу, также предпочтя сделать вид, что его для нее не существует.
Собравшиеся занимались тем, к чему больше душа лежала. Кто-то пел, кто-то рассказывал или слушал истории, кто-то танцевал. Малефисенте тоже нашлось дело. Лучше помочь Удо собрать вместе маленьких эльфов, чем без толку наблюдать за этим предателем, доставляя ему удовольствие и повышая значимость среди его окружения. Тем более возня с детьми действительно доставляла ей радость. Удо не спрашивал, что произошло, даже не болтал особо, так что Малефисента на какое-то время даже совсем выбросила из головы и Борру, и нелепую ссору и засмеялась выходке сына и еще одного малыша ровесника. Два смутьяна затеяли поединок, а Удо пытался разборонить драчунов, мягко объясняя, что рога у эльфов совсем не для того, чтобы бодаться.
— Вряд ли они тебя уже понимают, — Малефисента слегка пошевелила пальцами и несколько веточек вдруг оторвались от земли и поднялись в воздух и сами собой соединились в фигурку человечка. Дети восторженно загалдели. Пара дубовых листков — и фигурка замахала крыльями, еще пара щепочек, и у крылатого человечка отросли рожки. Еще несколько движений, и у человечка появилась пара, а они закружились в танце под неспешный мотив, напеваемый возле одного из костров.
— Все они понимают, — как-то слишком печально сказал Удо, а Малефисенте за этими словами послышалась какая-то тайна, которой беловолосый готов был поделиться, если бы она спросила.
Песня внезапно прервалась, а ритм мелодии изменился. Теперь он был резким, как удары грома, и быстрым. Совершенно случайно Малефисента бросила взгляд на костер Борры, но его уже там не было. Он был среди танцующих. Его танец был как он сам: дерзкий, внезапный, ни одной плавной линии. Борра то замирал, то делал быстрое движение. В этом танце все было неправильно. У Малефисенты даже мурашки по телу пошли. Как так может быть: огонь, холод и боль? Она решительно встала, направилась к танцующим, пока наглая подруга Борры не успела присоединиться к танцу и испортить такое странное признание.
Борра, соизволив заметить ее, остановился, склонил голову в слишком уж почтительном поклоне, если бы не кривая ухмылка. Малефисента уже знала, что скажет ему вместо приветствия и пусть слушают. Строго, но без гнева, спокойно, так, как если бы она наставляла непослушного ребенка, она произнесла:
— Пойдем домой, Борра.
***
Как хорошо, что все выяснилось. Они потратили столько времени из-за нелепых обид и недоразумений, почти пропустив важное событие. Теперь у их сына было имя. Малефисента думала, что им снова придется спорить, когда Борра предложит что-то грубое, режущее ухо, но имя, которое он назвал, было как дуновение ветра в жару, как дождь на страждущую землю. Малефисента первая прошептала его на ухо сыну вместе с благословением и пожеланием, потом то же сделал Борра.
Зачем нужны крылья? Затем чтобы сделать шатер для сына, пока другой свод крыльев нависает над тобой.
Малефисента удобно расположилась между бедер Борры. И так можно было сидеть вечно, спокойно, уютно, если бы не кое-кто неугомонный, и в этот раз не сын.
— Ай, — не то чтобы больно, но слегка неожиданно: когда тебе прикусывают кончик уха, попробуй не вздрогнуть.
— Что? — проворчал Борра, как будто совсем был ни при чем.
Пришлось разбить их идиллию, чтобы уложить сына и, хоть тот вроде крепко спал, окружить его ложе стеной корней. Борра не возражал. Попробовал бы! Не получил бы десерт, на который сейчас, стоя за спиной и дыша в затылок облизывался. Малефисента не собиралась его мучить и заставлять ждать долго. Иногда не нужно слов для того, чтобы понять друг друга.
Была чудесная лунная ночь, но кому-то тоже не спалось. Слишком далеко была пещера Малефисенты от замка Авроры, чтобы увидеть два крылатых силуэта сливающихся в любовном танце.
— Замерзнешь, — Филипп заботливо накинул на плечи жены шаль, а через мгновение обнял, прижимая к себе и делясь собственным теплом. — Думаешь о ней? — Ответом был легкий кивок. — Ее гнев уже перегорел, ты же знаешь ее лучше меня. А когда ты сообщишь ей… — Рука Филиппа скользнула по животу Авроры. Жест, понятный без слов.
Хорошая новость. Счастливая новость. Филипп был полон энтузиазма и уже планировал праздник, где эльфы будут сидеть за одним столом с людьми. Если бы только это было правдой.
Начинался новый день.
@темы: ФБ, Любимая графомань, Скрейномания