Начало; Часть 2; Часть 3, Часть 4, Часть 5; Часть 6, Часть 7
Название: Douce Dame Eleonor
Автор: Roksan de Clare
Бета: Контесса, Kage Tsukiyama
Исторический период: 1309-1310 года
Размер: макси
Пейринг/Персонажи: Хьюго ле Диспенсер / Элинор де Клер / Эдуард II Карнарвонский
Категория: джен, гет
Жанр: общий
Рейтинг: R
Краткое содержание: В феврале 1310 года Хьюго ле Диспенсер Младший сбегает во Францию на турнир. Наказанием за подобный поступок является конфискация земель. Что в этом случае делать любимой племяннице короля и жене Хьюго Элинор?
Рокингем встретил их запахом весны и первоцветами. Необычайно холодная, снежная зима окончательно сдалась и ушла, хотелось верить, навсегда. Наступало благодатное время нежной зелени, птичьих трелей и простых праздников жизни.
Прежние покои Элинор занимала дочь кастеляна Елена. Для главной гостьи сэр Алан выделил другие — роскошные, просто королевские, расположенные в стороне. Большие светлые окна имели раскрывающиеся ставни и открывали вид на лучшую часть сада. Обитые деревом стены были выкрашены в нежно-зеленый цвет и расписаны золотистыми восточными вензелями. И эти узоры составляли обрамление роскошным шпалерам с картинами из легенд и героических песен. С одной стороны к ее комнате примыкала еще одна, не менее большая, но гораздо скромнее по убранству. Там, под присмотром дам и служанок Элинор, предстояло жить Хукону, как только его наконец отучат от груди. А пока для него была готова другая смежная комната, меньшая, но с камином, в котором в любой момент можно было развести огонь. У Элинор было предчувствие, что эта комната может пригодиться не только для ее сына, а сначала для Дженни, а потом и для нее самой. Кто знает, сколько продлится ее опала или же вот такая особая милость короля.
— Думала ли ты когда-нибудь, что твой ребенок придет на свет как маленький господин, Дженни? — обратилась к своей сопровождающей Элинор.
— Никогда, но могла бы я просить… — смущенно начала Дженни, положив руку себе на грудь, и замолкла.
— Пока твой муж верно служит моему, а ты — мне, ты под моей опекой. Говори, — благодушно разрешила Элинор.
— Когда услуги Марты больше не понадобятся, вы же ее отпустите?
— Несомненно, — из-за постоянных переездов малыш Хьюго все еще не мог обходиться без кормилицы. Как бы не хотелось Элинор, чтобы ее сыночек всегда оставался таким нежным и миловидным, но ему пора было перейти через самую первую ступень в развитии, от невинного младенца к мужчине.
— И вы думаете со временем искать другую кормилицу для вашей дочери?
— Ты так возгордилась, что желала бы и себе найти женщину для вскармливания собственного дитя? — нерешительность Дженни, которая раньше без тени сомнения имела смелость наставлять хозяйку, Элинор насмешила.
— Я бы хотела просить стать кормилицей вашего ребенка, — выпалила Дженни.
— Ну что же… — Элинор сделала вид, что задумалась. — Ты здорова, преданна, насколько знаю, и любишь моего сына, как если бы он был твоим собственным. Остальное в руках Божьих.
Наконец-то Элинор могла наслаждаться покоем. Дни были заполнены прогулками, играми и чтением, вечера — неспешными беседами и семейными концертами. Месяц май оказался благодатен не только теплом, но и известиями о Хьюго из Франции. Самое главное, что ее муж был в добром здравии. Снискав славу умелого воина, он намеревался вместе с таким же беглецом, как сам, Робертом Эншеном принять участие в большом турнире в Монсе. Это означало, что его еще несколько месяцев не будет в Англии, но оставалась надежда, что он вернется к рождению дочери.
Элинор готова была покаяться перед Уильямом ла Зушем за несправедливую холодность, ведь вместе с ним в Рокингем приехали добрые вести, а еще оживление в их женское царство с одним мужчиной — бароном ле Зушем.
В Рокингеме готовился заговор. Только не против короны, а против маленькой девочки. Жертва об этом не знала ни слухом, ни духом. Ей было семь лет, у нее были курчавые непослушные волосы, вздернутый носик и слишком громкий голос. Представители одной стороны, осмотрев девочку, указали, что ее ноги немного кривоваты, но все могло исправиться с возрастом.
— Если такое не случится, то по шотландским обычаям я имею право вернуть ее через год после исполнения брака, — заявил Джон Гастингс, второй сын барона Гастингса, носящий то же имя, что и отец. Он являлся второй жертвой заговора, но вполне осознающей, что происходит.
Девочку звали Юлиана де Лейборн. Ее матерью была Алиса де Тосни, а отчимом — Ги де Бошам, граф Уорик. Юлиану только-только обручили, и она радовалась своему новому статусу невесты, не понимая, какие изменения это несет в ее жизнь. Впрочем, выйти замуж — судьба многих знатных девочек, и Юлиана не являлась исключением. Ее помолвка была особенной только в том, что одной из сторон выступал король Эдуард, предоставивший свой замок для заключения договора.
— Вот были времена! Вот тогда сватались так сватались! — добродушно ворчал барон ле Зуш, успевший опрокинуть бокал вина за помолвку и довольный, что у него появилось столько слушателей. — Вот моя история о сватовстве Уильяма Дугласа по прозвищу Смелый. Овдовев, он начал присматривать себе вторую жену и выбрал не кого-нибудь, а вдову Уильяма де Ферраса, Элинор Лувенскую. И выбор, я вам скажу, достойный: хороша собой, богата, да еще и ему под стать храбрая сердцем — не испугалась поехать в Шотландию собрать плату с земель покойного мужа. Вот тут-то Дуглас ее и загнал в ловушку. И не где-нибудь, а в моем замке Фа’сайд, где Элинор остановилась по приглашению моей покойной жены, тоже Элинор. Осадил он, значит, мой замок и потребовал выдать ему леди Элинор и только. Я ему: мол, леди под моей защитой. Припасов, что еды, что вина, хоть на целый год, люди на страже, а там и помощь подоспеет. Вот мои люди меня и наказали за самоуверенность: не досмотрели мину. Разбойники Дугласа прорыли к замку ход. Начали копать они далеко от замка, потому стражники и не досмотрели. Обнаружилось все, когда Дуглас вызвал меня посмотреть на их труды. Туннель уже достигал самых стен замка, а разбойники обильно обложили его соломой, облитой жиром. «Сами понимаете, милорд, что будет, если все это поджечь». Я-то понимал: стена рухнет и погребет под собой множество солдат. Но я поклялся до последнего отстаивать честь гостьи, а там будет, как будет. Но леди Элинор — вот ведь великая женщина — не приняла такой жертвы. «В конце концов, этот Дуглас своим упорством доказал, что достоин меня. Откройте ворота! Впустите Дугласа. Я согласна уехать с ним». Так и решили. Пользуясь тем, что моя супруга закрылась в своей комнате, не желая разговаривать с захватчиками, мы с Дугласом распили кувшин чудеснейшей мальвазии, тогда как его товарищ Джоном Уишарт должен был привести леди Элинор. Не успели мы распить и третьего бокала, когда послышались такие крики, что стены замка чуть не рухнули и без всякой мины. Смотрим, а Уишарт тащит на плече Элинору, да только не ту, а мою жену. Парень просто перепутал двери, но все же уточнил у испуганной дамы ее имя. Потом пригласил ее выйти, а, получив отказ, решил действовать силой. Увидев меня, моя женушка перестала бранить похитителя и начала кричать на меня: мол, пьяница, даже ее защитить не могу, раз из-под самого носа ее похищают. «Вы меня весьма обяжете, если освободите мой замок не только от своих людей, но и от этой громогласной особы, сер Уильям», — сказал я. «Прости, дорогой хозяин, но эта достойная дама — твоя забота», — смеясь, ответил Дуглас. И тут наконец-то вышла уставшая ждать Элинор Лувенская.
Барон Алан ле Зуш был не похож на прошлого коменданта замка, сурового Адама де Уэльса. Он был словоохотлив, любил выпить перед сном добрую кружку эля, а потому успел обзавестись внушительным брюшком, но как в веселье, так и в выпивке знал меру. На светлых волосах седина почти не виднелась, но зато на макушке сияла внушительная лысина. Нос был широкий и в рытвинах, а над светлыми глазами нависали кустистые брови. Когда барон ле Зуш увлекался разговором, его руки начинали жить собственной жизнью, пытаясь, помимо слов, донести суть рассказа, а если в это время сэр Алан держал в руках кружку с элем, то горе было соседу, сидевшему от него по правую руку.
В этот раз никаких конфузов не произошло. Большинство из присутствующих хохотали над историей от всей души.
— Неужели король Эдуард не попытался расторгнуть несправедливый брак? — раздался голос Изабеллы. Золовка Элинор сидела в окружении двух новых поклонников — Джона Гастингса Младшего и его товарища Алана де Чарлтона. Хоть оба мужчины были молоды и внешне привлекательны, но Изабелла благоразумно старалась охлаждать их пыл. Кроме того, что они никак не подходили в желаемые мужья избирательной вдовушке, так как оба являлись младшими сыновьями, а также были хоть и не женаты, но несвободны. Маленькая невеста Джона Гастингса не стремилась завоевать его любовь, потому на внимание, которое жених оказывал другой даме, даже родители невесты, учитывая, что отчим Юлианы приходился дядей Изабеллы, смотрели сквозь пальцы. Что касается Алана де Чарлтона, то еще совсем недавно он упорно добивался руки Елены ле Зуш. Барон почти сдался, но потом ему вдруг пришла блажь оставить свое состояние если не сыну, то внуку с именем «ле Зуш». Когда барон вспомнил о племяннике Уильяме, незадачливый жених Алан де Чарлтон был отправлен в отставку.
По мнению Элинор, такое малодушие Алана совсем его не красило. Елена достойна была того, чтобы за нее сражались: хорошенькая миниатюрная девушка с круглым личиком, пухлыми губками и огромными ореховыми глазами, с приятным голосом и кротким нравом. Впрочем, если Елена и испытывала привязанность к бывшему жениху, то она осталась в прошлом. Елена, слушая рассказ отца, к большему удовольствию последнего, чем нового жениха, положила тому на плечо голову. Кажется, никто, кроме Элинор, не заметил, что Уильям напрягся так, словно его плеча коснулась тяжелая колодка, а не головка юной девы.
— Пытался! — барон ле Зуш в запале хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. — Но тут словно Господь свел дьявола и дьяволицу. Когда наш покойный король все-таки смог поймать Дугласа и потребовать ответ за принуждение к браку беззащитной вдовы, то Элинор отдала даже часть своих земель, чтобы выкупить мужа. Она осталась на его стороне даже после того, как Дуглас стал врагом короны.
Как бы не важна была помолвка отпрысков таких важных семей, но Элинор больше запомнился следующий день. Начался он с величественнейшего события, связанного с Хуконом.
Элинор и Изабелла стояли пред закрепленным в сидении для кормления Хуконом и переглядывались. Дженни, которая находилась позади них, может, и понимала больше, чем две знатные дамы, но до поры до времени помалкивала.
— Что он сказал?! Что он сказал?! — суетились Элинор и Изабелла, когда Хукон вновь громко и основательно, но совершенно непонятно произнес нечто неразборчивое.
— Мне кажется, господин Хукон сказал «Джакки», — наконец решилась вставить свое Дженни.
— Джакки? — переспросила Элинор. И Хукон, довольный, что до глупых женщин наконец-то дошло его требование, подтвердил это возгласом так, что ни у кого из присутствующих не осталось сомнения.
— Моему брату скажем, что первое слово его сына было «меч», — задумчиво проговорила Изабелла.
— Когда мой муж вернется, его сын уже будет опоясан, — осадила свояченицу Элинор. — Где твой глупый пес?
— Глупый! — громко и отчетливо проговорил Хукон.
Изабелла хихикнула.
— Теперь в присутствии этого мужчины не посекретничаешь.
— Но все же, где твой пес?
За время в Лестере и Рокингеме мальчик и белый щенок удивительным образом сумели сдружиться. Ни разу не огрызнувшись, Джакки позволял Хукону залезать себе на спину, словно он лошадь, и устраивать голову на своем теплом боку, словно он подушка. От Хукона Джакки готов был стерпеть все, а вот пристальное внимание Юлианы ему не понравилось. Щенок огрызнулся и по требованию матери девочки Алисы де Тосни, графини Уорик, был наказан. Изабелла никогда бы не разрешила избить своего питомца, потому кара ограничилась для щенка заточением в клетку. Он посчитал это несправедливым, сделал подкоп и сбежал. Изабелла, хоть и беспокоилась за щенка, успокаивала себя, что тому следует затаиться до того времени, пока несносную девчонку не увезут. Теперь же появился повод для его прощения: он был важно необходим Хукону. Слово одной беременной дамы против слова другой, отстаивающих права собственных детей.
— Нужно найти его.
Легче сказать, чем сделать это в таком большом саду. Элинор, Изабелла, Мария, Дженни и присоединившаяся к ним Елена разделились, уговорившись крикнуть, если кто из них найдет Джакки первой. Сначала Элинор честно заглядывала под каждый куст ее части сада, но потом мысли увлекли ее, и она просто бродила, пользуясь редкой возможностью побыть наедине с собой. До того, как случилась радостная суета с первым словом Хукона, у Элинор произошел разговор с графом Уориком о последней встрече, когда раскрылась злая шутка ее сестры Маргариты, сравнившей графа с псом. Узнать что-то о Хьюго было важнее неловкости из-за розыгрыша, к которому она не имела никакого отношения.
— Как он там, в чужой стране, так долго и без средств? — пожаловалась она дяде своего нерадивого мужа.
— Думаю, не бедствует. Возможно, у него есть покровитель, — попытался успокоить ее Уорик, но вместо этого встревожил еще больше.
— Покровитель? Неужели Хьюго посмеет предать короля, перейдя на службу какому-нибудь французу? Или вы имеете в виду женщину?
— Я говорил об его отце, бароне Диспенсере, — поспешил заверить Элинор Уорик. — Для сына он сделает даже невозможное, в том числе может определить его в свиту принца.
— Но Хьюго тогда был совсем юным по сравнению с другими мальчиками! Он говорил, что получил воспитание в вашем хозяйстве.
— Так и было. Пока свояк не забрал его. Через какое-то время мальчика почти без объяснений вернули обратно. Что произошло, до сих пор остается для меня загадкой.
Так вот о ком говорил Эдуард: «Хуконито короткий меч». От нее пытались скрыть такую мелочь также, как и нечто важное: правду о землях и замках, что им не принадлежали. Элинор не заметила, как добрела до лабиринта из красного тиса. Она всегда боялась подобных насаждений и развлечений, связанных с ними. Все из-за старшего брата Гилберта. Он рассказал, что в лабиринтах блуждает душа Розамунды Клиффорд, любовницы их пра-пра-прадеда Генриха Второго, которую он пытался спрятать от ревнивой жены Элинор Аквитанской. Лабиринт не стал преградой для хитрой женщины, а разлучница нашла свою смерть, но теперь горит местью, и поскольку ее обидчица уже мертва, то Розамунда заблудит и утащит на тот свет любую, кто зайдет в лабиринт и будет носить имя Элинор. С возрастом Элинор поняла, что это была всего лишь попытка брата запугать ее, но ужас перед лабиринтом так и не ушел. Как только она делала шаг внутрь, то сначала цепенела, не имея мочи сделать дальше ни шагу, а потом выскакивала обратно. Для всех это выглядело так смешно! Для всех, кроме Хьюго. «У вас всегда с собой невидимая серебряная нить. Я просто покажу, как ею пользоваться. Идите так, чтобы ладонь вашей правой руки не отрывалась от живой стены. Я пойду с вами. Доверьтесь мне».
Тогда она так и не решилась снова войти в лабиринт, несмотря на подбадривания Хьюго. Как может она ожидать ответного доверия, если не смогла сделать ради него такую малость? Элинор показалось, что где-то в глубине она слышит повизгивания Джакки. Если она его позовет, то щенок может заметаться, услышав ее голос, и совсем заблудиться. Пусть лучше он остается там, где сидит, а у Элинор нет выхода, как самой дойти до него. Она шла уже достаточно долго, когда услышала не собачий лай или скулеж, а негромкий разговор между двоими — мужчиной и женщиной. Тем хороша стена из тиса, что ее можно немного раздвинуть, отклонив некоторые ветви, и видеть, что происходит на другой стороне, при этом самому оставаясь незамеченным.
— Я знал, что в этой встрече нет смысла, — мужской голос принадлежал Уильяму ле Зушу.
— Ты здесь, а это много значит, — женский голос, к изумлению Элинор, принадлежал графине Уорик.
Что привлекало мужчин в Алисе де Тосни, нынешней графине Уорик? По первому взгляду Элинор она не являлась такой уж красавицей, чтобы мужчины ломали из-за нее копья. Высокая, худая, с волосами цвета вороного крыла, с резкими чертами лица и большим ртом. Элинор с Изабеллой успели посудачить, что самое привлекательное в Алисе — земли ее отца и ее первого мужа, а, возможно, еще то, что она может забеременеть от одного взгляда. У Изабеллы был повод невзлюбить новую тетушку. Пока Алиса не родила мальчика, наследником земель и титула Уорика оставался ее младший брат Филипп. Графиня Уорик находилась на последних месяцах беременности, а значит, скоро могло случиться, что «несчастный братик останется ни с чем, и это после ангельского терпения и исполнения всех причуд нашего дяди». Свое мнение, что чем раньше Филипп получит свободу, тем раньше выберет себе другую, не такую шаткую, цель и ее достигнет, Элинор оставила при себе. Ей не за что было не любить Алису, но была и другая причина: слишком уж скоро после развода с ее собственной сестрой граф Уорик женился на вдове Лейбурна, чтобы не подозревать, что в ней-то и крылась причина разрыва. В любом случае, развеять сложившееся мнение Алиса не спешила, держалась в отдалении от других дам, как будто они не стоили ее внимания, а вот теперь такое…
— Слова бесполезны, они лишь сор под ногами. Не успел я оглянуться, как ты снова замужем, и в этот раз не по принуждению, — Уильям развернулся и уже готов был уйти. Элинор подумывала, куда бы ей спрятаться, но Алиса его остановила, схватив за запястье, а потом обвив руками за пояс. Если бы не огромный живот, она, несомненно, крепко прижалась бы к нему всем телом.
— Ты прав — незачем пустые разговоры, — Алиса вдруг отпустила возлюбленного и отступила на шаг. — Какие бы путы нас не связывали, ты мой, а я твоя. Так возьми свое.
Уильям ля Зуш замер, потом, одним движением скинув плащ, бросил его на землю. Алиса опустилась на него осторожно, насколько позволяла изящность женщины на последних месяцах беременности, одновременно расправив край, чтобы и любовник мог к ней присоединиться, что Уильям и сделал. Пока длился жадный поцелуй, его ловкая рука успела распутать завязки на платье Алисы и освободить ее налитую грудь с огромными темными сосками.
Наблюдать это дальше не было сил. Если бы представилась возможность, Элинор выплеснула бы на любовников ведро с помоями, как на блудливых собак. Вместо этого она подскочила и помчалась прочь. Один поворот, еще один — все похожие просто до мелочей. Элинор оглянулась: хоть шла она быстро, и если бы путь был верным, то должна была достигнуть выхода, но ничего такого не видно было и в помине. Она повернула назад, но то место, где подглядывала за грешной парочкой, тоже так и не нашла. Очевидным становилось, что она заблудилась и не могла рассчитывать на помощь. Стоит только закричать, и любовники услышат ее раньше, чем кто-либо из замка. Слишком много теряют Уильям ле Зуш и графиня Уорик, если их связь раскроется. Не проще ли избавиться от опасного свидетеля? Элинор, опираясь спиной о бесконечную стену кустов, присела на землю. Голова кружилась. Ноги ныли. Горло пересохло. Кусты вокруг вырастали вверх и одновременно сходились вокруг нее. Элинор обернулась, потому что ей показалось, что зеленая стена готова была сомкнуться, превращаясь в гробницу. Она слышала голоса, которые звали ее. Голоса из другого мира… Наверняка из другого, ведь в ее мире, мире, где она оказалась, не осталось никого, кроме нее. Нее и мужских сапог, которые неожиданно возникли перед ее взглядом.
— Что вы здесь делаете? — спросил обладатель сапог голосом Уильяма ле Зуша.
— Майское солнце не только благодатное, но и жаркое в этом году. Присела отдохнуть, — случилось чудо, и к ней вернулись голос и даже способность шутить, хотя, может, это была ее последняя шутка. — Не стоило мне проверять, как сильны чары Розамунды.
— Вы можете идти? — Уильям протянул руку — руку спасителя или палача.
— Да, — просто ответила она, вставая медленно и неторопливо, не отвергая помощи ле Зуша. Этот человек не должен ничего заподозрить, вот ее шанс уцелеть. Уильям — всего лишь бедный рыцарь, возможно, ему достаточно будет ее клятвы молчания и обещания некой компенсации за ее любопытство. Если же он окажется несговорчивым, то жертва не умрет так покорно. Она постарается устроить такой шум, что убийца сам окажется в ловушке.
И все-таки Элинор шла на несколько шагов позади Уильяма. Когда он скрылся за поворотом, она и сама немного замедлилась.
— Сэр Уильям? Я не хочу вас потерять, — как можно невиннее крикнула она.
— Мы здесь! Сюда! — раздался в ответ волшебный звук голоса Елены, заставивший Элинор побежать ему навстречу. — Изабелла говорила, что ты сюда никогда не зайдешь, но мы уже все обыскали, кроме лабиринта. Почему-то я подумала, что ты можешь быть только здесь. Только зачем ты туда пошла? — щебетала вокруг нее Елена, а Элинор наслаждалась дружеской суетой вокруг себя и свободой, такой желанной свободой. Теперь она могла признаться, что лабиринт оказался самым жутким приключением, которое ей довелось испытать, превзойдя даже пленение разбойниками.
— Я искала Джакки, — Элинор растерянно оглянулась, отыскав взглядом Уильяма. — А ты послала за мной сэра Уильяма?
— Я… Нет… Мы только встретились. Но что вы здесь делали, Уильям?
— Когда я узнал о пропавшей гостье, я подумал о лабиринте. Женщинам свойственно безрассудство. Ты — счастливое исключение, дорогая Елена, — не моргнув глазом, оправдался лжец ле Зуш.
— Тебе повезло с таким сообразительным женихом, Елена. Редкое достоинство среди мужчин, — шепнула на ухо подруге Элинор, одарив Уильяма слишком уж благосклонным взглядом. Радость и благодарность за спасение испарились легкой дымкой сами собой. Осталось недовольство за пережитый глупый страх, причиной которого не в последнюю очередь оказался ее спаситель. Восхваление будущего мужа Елены должно было больше посеять сомнений, чем убедить в невинности суженого, и взошли семена довольно быстро.
Ночью в комнату Элинор тихонько постучали. Она не удивилась, увидев робко входящую Елену. Элинор обдумывала, как поступить ей с открывшейся правдой. Первое желание — разоблачить обманщиков — уступило иным мыслям. Конечно, она бы сыграла на руку своей семье. Узнав о неверности жены, граф Уорик наверняка бы ее прогнал. Что с того? Рано или поздно он возьмет новую, и рано или поздно, при некотором упорстве, сын все равно появится. Или же нет, но это уже Господне провидение. К тому же позор Алисы скажется на ее дочери и нерожденном ребенке, а к этому Элинор точно не желала быть причастной. Если смотреть на это дело с другой стороны, то кроме слов у Элинор не имелось никаких доказательств. К тому же именно ее застали выходящей из лабиринта с Уильямом, потому болтать об увиденном значило выставить все так, словно Элинор перекладывает свою вину на другого. Против желания она сама стала для любовников ширмой. Все так, но справедливость требовала открыть глаза той, кто сам может оказаться жертвой. Элинор планировала серьезный разговор на день после охоты, но все случилось гораздо раньше.
— Мне неловко говорить о таком, но это дело особой важности, — бормотала Елена.
— Проходи, раз дело не терпит до утра, — проворчала сонная Элинор. — О чем ты хотела говорить?
— Вы и Уильям связанны любовными узами? — выпалила Елена.
Когда глаза привыкли к полутьме, Элинор смогла разглядеть ночную гостью: бледная, что даже в полутьме ее можно было бы принять за духа, взволнованная, словно на грани отчаянья.
— Вот еще! — фыркнула она, зарываясь в подушку, но тут же привстала, прогоняя прочь сон. — Ты права, что твой жених тебе неверен, но…
— Я так рада!
Вырвавшееся восклицание Елены заставило Элинор замолкнуть на полуслове.
— Объяснись, будь любезна.
Елена осторожно присела на край постели Элинор.
— Я не люблю сэра Уильяма, но он хороший человек. Мне легче от того, что я не причиню ему страданий.
— Во что ты пытаешься меня втянуть, рассказывая свои секреты?! — насторожилась Элинор.
— Прошу тебя. Тебе не составит особого труда, и никто не заподозрит тебя ни в чем. А моя благодарность не будет иметь границ, — горячилась Елена.
— Какая огромная плата, — Элинор уже собиралась снова плюхнуться на подушку и отвернуться, делая вид, что спит и не слышит коварных подстрекательств.
— Не отказывайся от благого дела. У нас больше не будет такого шанса, — не унималась заговорщица, тряся несчастную жертву. — Тебе всего лишь надо…
Как она согласилась принять участие в подобном преступлении, Элинор и сама не понимала. Возможно, облегчив совесть перед Еленой, она просто хотела хорошо выспаться, а возможно, мольбы подруги действительно возымели действие и лишили Элинор трезвой осторожности. Хотя Елена права была в том, что роль Элинор сводилась лишь к тому, чтобы попросить разрешения у барона ле Зуша присоединиться Елене к их компании, в которую кроме самой Элинор входили еще Уильям ле Зуш и Джон Гастингс Младший. Елена не любила охоту, но загорелась желанием, услыхав восторженные рассказы Элинор. К тому же разве мог запретить любящий отец провести некоторое время дочери с женихом в совместных, еще невинных забавах?
— Где же Елена? — Уильям начал что-то подозревать, но снова вступила в игру Элинор.
— Предательница, — насупилась она. — Изабелла сумела убедить ее, что именно ей нет равной в охоте. Елена решила, что моя дочь станет помехой в попытке получить символический приз в нашей борьбе и присоединилась к мнимой победительнице, — Элинор чуть опустила взгляд на свой уже заметный животик.
— С ними мой отец, так что не стоит беспокоиться за их безопасность, — подал голос Джон Гастингс — младший, сказав это как-то слишком беспечно. Ушлая Элинор начала подозревать, что не одна она здесь в курсе заговора, но внимание Уильяма ле Зуше им удалось усыпить.
— Раз вы со мной, я не позволю им одержать над нами победу, — Уильям подвязал на левую руку Элинор кожаный наруч.
— Хорошая идея! Мы поможем вам, миледи, выиграть ваш спор. К тому же никто не помешает мне утереть нос барону Гастингсу, — бравурно крикнул Джон Гастингс и пропел: — Длинные луки подай для меня и для леди моей.
— Благодарю вас, милорды, но я не нуждаюсь в помощи, — Элинор гордо вскинула бровь, проверяя лук. — Можем и между собой поспорить, кто останется при добыче, а кто лишь при пустом колчане.
— Одно другому не помешает, миледи — заверил ее Джон Гастингс.
Оперение стрел у Элинор было из белого гусиного пера, у Джона — серого, Уильям избрал себе стрелы с черным оперением. Так что победителя определить не составило бы труда.
Помощник лесничего по имени Джек и рыжий пес-эпаньол Карбер действовали на удивление слаженно. Собака подошла к одному кусту и замерла, вытянув вперед тело, ожидая, пока подойдет Джек. Принюхиваясь, пес медленно приблизился к следующему кусту. Элинор опустила натянутый луг долу. Пес издал громкий лай, а Джек одновременно с ним, как по сигналу, расшевелил другой куст длинной палицей. Испуганные птицы попытались взмыть в небо. Карбер упал на землю и распластался, словно пытаясь с нею слиться. Три стрелы последовали за пернатой добычей и все три попали в цель: два тетерева, пронзенные серой и белой стрелой, и черный дрозд.
— По стреле и добыча, — поддел соперника Джон.
— Еще посмотрим, чьи стрелы удачливее, — не растерялся Уильям и оказался прав.
Как бы не хвалилась Элинор, но мужчины ее обогнали в подстреленной добыче. Джон набил дичи немногим меньше, чем Уильям. Ей же оставалось признать их победу и гадать, сколь метка была Изабелла. Охотники собирались в условленном месте, чтобы отдохнуть, похвастаться трофеями, которым сегодня предстояло быть съеденным за вечерним пиром. Изабелла проиграла Элинор, но винила в этом Джакки. Его первая охота оказалась слишком неудачной: прекрасно чуя дичь, он тут же с лаем бросался на нее, пугая до того, как охотники успевали приготовиться.
— Умный пес, но слишком молод. Еще не хватает терпения, — утешал ее барон Гастингс.
После охоты все были хоть и уставшими, но разгоряченными азартом и кровью, все шутили, пока не прозвучал беспечный, но ожидаемый вопрос отца.
— А где же Елена? Не подстрелили же вы вместо перепелки мою дочь?
Тут началась короткая неразбериха, потом допрос причастных, который ничего не дал, и вдруг неожиданно обнаружилось, что Алан Чарлтон также исчез. Женщин тут же отправили в замок, а мужчины вместо сытного ужина устремились на новую охоту — охоту на негодяя, коварно похитившего девицу ле Зуш.
Вернулись охотники на следующий день пополудни и без той добычи, которую намеревались поймать. Сначала след оказался ложный: просто никто не мог и подумать, что те, кого преследовали, могут укрыться под самым носом — в охотничьем домике. То, что открылось там, повергло барона Зуша в отчаянье: судя по всему, Алан Чарлтон обесчестил его дочь. Теперь погоня подогревалась еще отцовской яростью, и тем больнее барону ле Зушу было получить письмо, переданное одним крестьянином. Напрасно посланник ждал награды, барон мог и убить его, если бы несостоявшийся жених Уильям ле Зуш его бы не остановил.
Письмо было написано Еленой, и в нем она не взывала о помощи и не просила покаяния. Неблагодарная дочь упрекала отца в нарушении слова и одновременно просила прощения и благословения. В маленькой церквушке неподалеку от Рокингема они дали обеты Господу, и грех людям разрывать то, что соединено на небесах.
— Но сначала они поторопились скрепить свой союз в охотничьем домике, — хмыкнул черствый к страданиям отца Джон Гастинг — младший. — Хитрые бестии.
— Вы все были в сговоре! — барон ле Зуш не помнил себя от горя. — Будь это мой дом, я указал бы вам всем на дверь! А эта негодяйка теперь мне не дочь! Ничего, есть еще королевский суд.
— Я никак не хочу оправдать молодых людей за их дерзкий побег, но сейчас нужно подумать, как выйти из сложившегося положения с меньшими потерями, — вмешался барон Гастингс. — Обычно, если похищенная заявляет, что все случилось с ее согласия, то король решает спор в пользу молодых, ограничившись лишь значительным штрафом. Зато разговоры и сплетни задевают оба семейства. Пока что, друг мой, вы не видите в случившемся ничего доброго, но я-то знаю, вы простите дочь, как только узнаете о рождении внука. Хоть вы это отказываетесь признать, но Алан де Чарлтон теперь ее муж. Смиритесь. К тому же он наречен тем же именем, что и вы. Разве не добрый знак?
— Неси вино! — прикрикнул на оруженосца барон ле Зуш. — А вы все прочь!
Он навалился локтями на дубовый стол, прикрыв лицо руками, отрешившись от мира и находящихся рядом людей. Тут и злые языки умолкли. Не имея слов, чтобы утешить доброго констебля замка, Элинор оставила его, последовав за остальными. Разделить с ле Зушем его беду и кувшин вина остался только упрямый и мудрый Гастингс.
Не сказать, что к утру гнев барона утих, но он уже не грозил выплеснуться на всех окружающих. Он решил не преследовать молодоженов, но дочь не простил, приказав всем не упоминать при нем имени Елены. Что касается Уильяма ле Зуша, то он так и остался наследником, только взамен Елены ему предстояло жениться на ее сестре Мод. Поскольку невеста была еще слишком юной, то на определенное время свадьба откладывалась. Уильям ле Зуш не выразил никаких возражений.
Можно сказать, что в Рокенгейме воцарилось прежнее спокойствие. Гости разъезжались. Первым замок покинул граф Уорик с супругой. Заплаканная, отчаянно рвущаяся к матери Юлиана осталась на попечение семьи мужа. Семейство Гастингсов остались в Рокенгейме еще на некоторое время, как казалось Элинор, без особой причины, но причина на самом деле была, и касалась она кое-кого близкого ей.
Прогуливаясь с Изабеллой и неугомонным Джакки, Элинор заметила на псе новый ошейник. Украшенный чеканными фигурками собак, застывших в охотничьих позах, и с торчащими наружу шипами, призванными придать носителю грозности, ошейник был достоин шеи королевского пса, хотя Джакки, привыкший к легким ремешкам, этого не понимал и постоянно тряс головой, чтобы от него освободиться.
— Какая красота, — заметила Элинор. — Откуда он? Раньше я его вроде не видела.
— Его и не было, — беспечно ответила Изабелла, отламывая ветку куста. — Это подарок. Зайдем в мои покои, и я покажу тебе еще один ошейник. По крайней мере, даритель думает, что это так.
Очень скоро Элинор держала в руках прелестное ожерелье, ничем не напоминающее ошейник, тем более заинтересовала Элинор брошенная Изабеллой фраза.
— От кого эти дары? — целое состояние, за которое непременно придется расплачиваться. Элинор не скрывала озабоченности излишней наивностью родственницы.
— От моего будущего мужа, — ничуть не смутилась Изабелла.
— И кто же этот счастливчик? Я его знаю? — Элинор приподняла ожерелье к свету, любуясь тонким узором золотых переплетений.
— Конечно, знаешь, — зажав в пальцах кусочек сахара, она водила его перед носом Джакки, заставляя того, стоя на задних лапах, кружиться вокруг себя, словно танцуя. — Джон Гастингс!
Элинор опасалась, что из всех мужчин это мог быть только он. Худощавый, подвижный, кипящий жизненной энергией, с каштановыми, слегка вьющимися волосами и насмешливыми и одновременно грустно прищуренными глазами, острым подбородком и чувственными губами — таким представал Джон Гастингс смотрящему на него. Он мог быть грубым, но не из-за любви к спорам, а скорее ради печального любопытства бросить камень в воду и посмотреть, как разойдутся круги. Очарованная дама могла решить, что в этом есть хитрость: скрыть за бахвальством вояки нежную натуру трубадура. Жаль, что Элинор не смогла заметить, когда потерявшая бдительность Изабелла угодила в ловушку. Подобный брак мог бы быть вполне приемлемым, если бы не одно обстоятельство.
— Может, малышка Юлиана и не станет страдать от того, что у нее так бесцеремонно отобрали мужа. Она даже обрадуется, снова оказавшись в материнских объятьях. Но разве тебе не жаль несчастного барона ла Зуша? — Элинор отложила ожерелье. — Как же твой брат? Лишившись должности из-за твоего каприза в лице констебля Рокингема, он наверняка наживет себе еще одного врага. И не он один! Граф Уорик отвернется и от него, и от Филиппа. А барон Гастингс? Барон знает, что готов сотворить его сын?
Изначально желая только шутливо упрекнуть нерадивую родственницу, Элинор по ходу речи начинала с ужасом представлять, к какому скандалу может привести подобный брак.
— Ах, сколько ненужных слов! — Изабелла наконец кинула вожделенный кусочек лакомства псу. — Сын барона почитает своего отца, а скоро с таким же почтением ему придется относиться и к новой матушке. Я выхожу замуж за барона Джона Гастингса, а не за его сына, глупенькая!
— Невозможно!
Слишком ярко представила Элинор Джона Гастингса — младшего рядом с Изабеллой, чтобы замена его на отца была явно не в пользу последнего. Между отцом и сыном сходство было разве что во вьющихся волосах, у барона покрытых сединой, и хитроватом прищуре, причем у барона он был скорее лукавым, чем печальным. Невысокий, сутулый, вряд ли он и в пору молодости слыл красавцем, а прожитые годы тем более наложили свой оттиск.
— Он стар для меня? Ты это хотела сказать? — словно прочитала мысли Элинор Изабелла.
— Я хотела сказать, что лучше бы ты предоставила выбор отцу, — слишком уж задел Элинор намек подруги на отсутствие у нее прозорливости, чтобы не вернуть его обратно.
— Вспомни своего деда и королеву Маргариту, — без обид продолжила Изабелла. — Доблесть и достоинства мужчины проверяются временем, а не пустым бахвальством. Мой Джон даже претендовал на трон Шотландии.
— Но не получил!
— Зато вышел из борьбы живым, с наибольшей выгодой и без личных врагов.
Уже после так собственнически произнесенного Изабеллой «мой Джон» Элинор поняла, что переубеждать ее — дело неблагодарное, но предприняла еще одну слабую попытку.
— После смерти короля Эдуарда Маргарита для себя похоронила всех мужчин, а также мысли еще раз попытаться стать счастливой.
— Я не Маргарита! Умирают все. Справедливо, если старость забирает старых, но она не щадит и молодых, она уносит тех, кому еще столько предстояло.
Элинор снова ухватилась за тонкую ниточку, пытаясь вытянуть из Изабеллы ее сомнения.
— Ты же его не любишь. Не торопись, пока все можно изменить.
— Я уважаю его. Этого достаточно, — Изабелла отвернулась, и Элинор показалось, что так она пытается скрыть слезы, но голос ее был ровным, словно и не коснулись ее болезненные воспоминания. — Я хочу, чтобы любили меня, но самой оставаться спокойной сердцем. Хочу, чтобы меня берегли и баловали, как любимого ребенка. Хочу иметь защиту и одновременно свободу в пределах разумного. Надеюсь, ты меня понимаешь?
— Нет, — искренне ответила Элинор. — Но я готова принять твое решение, лишь бы оно принесло тебе счастье.
— Так и будет, — Изабелла снова одарила Элинор своей лучезарной улыбкой. — Тебе и моему бродяге-брату этот союз тоже принесет пользу. Свадьба состоится только тогда, когда воссоединитесь вы, так что у Хьюго появился еще одни заступник.
— Теперь мне и самой придется молиться за твое скорое замужество, — Элинор задумчиво взглянула на Джакки, который, высунув язык, ожидал от хозяйки приказов и вкусных съестных кусочков. — Похоже, неудачная охота и плохая выучка Джакки принесли тебе мужа.
— Плохая выучка? — Изабелла взмахом ресниц метнула невидимые молнии. Она негромко цокнула языком, и Джакки вдруг начал лаять и прыгать, словно его что-то укусило. Изабелла щелкнула пальцами, и щенок упал, словно мертвый. Изабелла хлопнула в ладоши, и Джакки вновь ожил и, вертя длинным хвостом-плеткой, преданно заглядывал в глаза хозяйки. — Так чья охота была более успешной?
— Бедный-бедный Гастингс, — давилась сквозь смех Элинор.
Где-то в середине июня пришли вести, что графиня Уорик родила девочку. Изабелла праздновала, что хоть один год, но пока что ее младший брат первый в очереди на наследие Уориков. В конце августе настало время Дженни.
— Я давно выбрала для нее имя — имя моей госпожи Элинор, — Дженни, перебирая крохотные пальчики дочери, осторожно покосилась на сидящую рядом хозяйку.
— Для того, чтобы ее безнаказанно шлепать? Нет-нет, такого я не допущу, — только на миг Элинор смутилась, что Дженни забирает имя, которое должно принадлежать ее дочери. Она залюбовалась чудом новой жизни и маленьким человечком, шевелившимся на руках матери. — Назови ее Нора.
К началу ноября приходил срок Элинор. Ее покои убрали в соответствии с предстоящим событием: еще больше ковров и шпалер, и все приятных неброских цветов. Окна занавесили так, чтобы внутрь попадало только немного света. На алтаре появились священные реликвии, что привлекут благословение Господа, а на столике — дорогая чаща из орлиного камня, способного уменьшить родовые боли. С этой же целью Изабелла передала Элинор четки из этого материала — семейную реликвию, помогшую благополучно прийти на свет множеству младенцев. Перебирая их, она должна была успокаиваться, но ничего такого не происходило. Две тревоги лишили Элинор сна. Турнир, на который так стремился Хьюго, давно завершился, но ее муж не торопился возвращаться в Альбион. И даже когда он все же оказался в Англии, по какой-то причине Элинор о себе не дал знать. Если бы Хьюго был рядом, то вторая тревога не была бы столь сильна. Роды Хукона едва не стоили ей жизни, если бы не вмешательство мужа, который привез чудесного лекаря, но чем ближе подходил срок рождения их второго ребенка, тем явственнее в памяти всплывали адские муки, что ей довелось пережить. Она начала испытывать страх перед своими покоями и, пока имела такую возможность, старалась проводить там как можно меньше времени.
Ее настроение, измотанный вид и терзания не остались незамеченными. Она соглашалась с доводами и утешениями, только поделать с собой ничего не могла.
— Вы как моя покойная жена, леди Элинор. Та тоже не знала, куда деться, когда девочки должны были на свет появиться. Только кузнец ей и помогал с этим справиться, — решительно заявил барон ле Зуш. — Он здесь такой, что и дьяволу может нос открутить.
— Кузнец? Разве кузнец вернет мне мужа? — попробовала возразить Элинор.
— Он изгонит страхи, что насылают бесы. Я бы сам вас повез, но есть кое-кто моложе.
Хоть Элинор и упрекнула Изабеллу за излишнюю болтливость, но выбраться куда-нибудь подальше от своей темной клетки, где в скорости ей предстояло пережить нестерпимую боль, оказалось для нее в радость. Пусть это и была странная поездка к кузнецу.
Сопровождать их в коротком путешествии снова предстояло Уильяму ле Зушу. После бегства Елены ее младшую сестру Мод забрали из семьи, где она воспитывалась, и отправили к отцу. Уильям по мере возможности должен был с нею видеться, чтобы у девочки не возникло ни единой мысли о другом муже. Что касается племянника, то в нем барон ле Зуш был полностью уверен, иначе не отправил бы его с молодыми привлекательными дамами.
Огромного, как гора, кузнеца с кулачищами, как людская голова, просьба изгнать страхи будущей матери ничуть не удивила. Он велел Элинор лечь грудью на наковальню, а потом замахнулся над ней молотом. Она не успела испугаться, как грозное орудие опустилось ей на спину, но легко, едва коснувшись и точно не причинив боли. Кузнец «ударил» еще и еще раз.
— Вот так, благородная госпожа, — пока Изабелла и Мария помогали Элинор подняться, кузнец прятал отсчитанное Уильямом серебро. — Теперь вам родить, как воздух выдохнуть.
Пока что никаких перемен в себе Элинор не ощущала. Разве что на обратном пути малышка так начала резвиться, что ни о чем другом и думать было невозможно. А в Рокингем за время их отсутствия прибыл важный гость.
— Хьюго! Муж мой!
Ребенок в чреве не позволял Элинор подбежать к вернувшемуся скитальцу, но именно потому ее удивило, что сам он к ней не стремился.
— Моя верная жена! Вижу я, как вы меня ждали, — Хьюго презрительно смерил ее взглядом, задержавшись на животе.
Элинор резко остановилась. Нежные или обидные слова, секущие, как меч, остались в ней, но не потому, что ей не было что сказать. Происходило нечто важное, то, чего ждала, и то, чего опасалась. Ее дочь готовилась прийти в этот мир.
— Отрезать бы тебе твой язык и еще кое-что! — в порыве защитить Элинор, забыв о приличиях, Изабелла превратилась в настоящую мегеру. — Как ты смеешь даже в мыслях попрекать ее?!
— Мне нужно идти, — поскольку она не желала участвовать в споре, а времени объясняться почти не оставалось, Элинор потихоньку стала подниматься в свои покои. Хьюго воспринял ее уход как оскорбление, словно он пустое место.
— Стойте! Разве мы договорили?
Она остановилась, но не из-за того, что подчинилась приказу. Отошли воды. Растерянная Элинор сделала неловкое движение, пятка соскользнула со ступени и… Мгновение, и она с ужасом почувствовала, что летит вниз. Мгновение, и ее падение остановлено, а спина уперлась в нечто надежное, основательное. Каким-то образом ей хватило силы поднять голову и увидеть спокойное лицо Уильяма ле Зуша.
— Помогите мне.
Подскочили барон ле Зуш и Хьюго. За то отчаянье, что исказило его лицо, Элинор готова была простить ему все. Возле покоев повитухи, прибывшие в замок за время их короткого путешествия, прогнали мужчин и, поддерживая Элинор под руки, ввели внутрь.
Наверное, колдовство кузнеца сработало. Боли и страданий полностью избежать не удалось, но это никак не возможно было сравнить с пережитым первым опытом. Ребенок словно выскользнул из нее. Повитуха перерезала пуповину, а Элинор замерла, ожидая услышать крик новой жизни. Тишина становилась тяжелой и ощутимой, словно каменная глыба. Тишина резала ее острым ножом.
— Почему она не плачет? — сил хватило только на вопрос отчаянья, и сознание покинуло ее.
Первое, что она почувствовала, когда поняла, что жива, — беспокойство. На руках повитуха держала сверток, который наверняка был младенцем — живым младенцем.
— У вас здоровый, крепкий мальчик. Маленький, но только потому, что немного поторопился, — женщина протянула это нечто Элинор.
— Девочка! Где моя дочь?
— Это сын.
За спиной повитухи Элинор увидела Хьюго. Он не решался подойти, а потому был виновен.
— Ты убил нашу дочь! — повитуха в испуге шарахнулась в сторону, забирая младенца подальше от неистовой матери. — Теперь ты пытаешься подсунуть мне бастарда от какой-то французской шлюхи! Вот почему ты не показывался на глаза мне так долго.
Взяв на себя ответственность, Мария выпроводила всех прочь. Сама она попыталась поговорить с хозяйкой и добилась только того, что Элинор впала в непонятное забытье. Она лежала с открытыми глазами, но ничего не видела и вряд ли слышала чьи-либо доводы.
Ей все равно было, что ее считали ополоумевшей, что Хьюго дежурил у ее двери, но так и не решался зайти. Плач младенца за стеной вызывал боль, которую нельзя было ощутить телесно. Элинор готова была себя искалечить, только бы ее заглушить, но присмотр за нею то Марии, то еще какой из женщин при замке, приставленной комендантом, не позволял ей это сделать. Так прошло несколько дней. Она сбилась со счета, сколько. Она проснулась от того самого плача и сначала не могла сообразить, как такое могло произойти. Плач звучал в ее голове, но не в ушах. Надзирательница уснула, что позволило Элинор встать и проскользнуть в соседнюю комнатку.
Дженни как кормилице полагалась лежанка, где она и спала со своей маленькой дочкой. В кроватке побольше лежал Хукон, Элинор нежно провела рукой над ним, поглаживая, но не прикасаясь, чтобы не потревожить. Потом она тихонько подошла к маленькой колыбельке с лежащим в ней младенцем.
«Он идет с тобой… Если я говорю о его будущем…»
Что, если пророчества разбойницы-гадалки относились к этому ребенку, а сон Элинор, из-за которого она уверовала в рождение дочери, — всего лишь пустое видение? Она развернула покрывальце и убедилась: младенец точно мальчик. Жестокое решение — прервать его сон, но Элинор следовало убедиться, что именно он звал так отчаянно в ее голове. Она потормошила мальчика, и он залился плачем, тем самым призывным, она узнала. Элинор схватила ребенка и теперь уже точно признавала и каялась за свою непростительную бездушность к этому чудесному созданию. Недаром самки зверей лесных и прирученных человеком прежде всего обнюхивают детеныша, определяя тонкий запах, нежный и неразличимый для других, но известный только матери. Элинор укачивала сына, роняя ему на головку слезы. Заплакала разбуженная Нора. Проснулся Хукон и сначала, наморщившись, немного поразмыслил, но все же поддержал общий рев.
Дженни вскочила, схватив перво-наперво свою дочь, потом, разобравшись, оставила ее и осторожно приблизилась к Элинор.
— Это всего лишь невинное дитя, моя госпожа. Не причиняйте ему зла.
— Это мой сын, Дженни. Разве могу я причинить ему зло?
Почувствовав материнское тепло, ее обретенный сын первым перестал голосить. Дженни принялась успокаивать Хукона, когда ураганом в комнатку ворвался Хьюго.
— Что происходит?
Так смешно наблюдать за мужем, когда он растерян и не знает, кого и от кого защищать, просто как маленькая месть за те моменты, когда сама она была потеряна и беззащитна перед обстоятельствами. Холодное приветствие Хьюго после долгой разлуки должно было ранить ее, но маленький чудотворец на ее руках уже излечил все раны.
— Я обрела сына, от которого чуть не отказалась по собственной глупости. Вам же было уже время познакомиться с Гилбертом, — она развернула сына к его отцу.
— Вы вели себя безобразно и наказаны тем, что не знаете даже имени собственного сына. Я прислушался к доводам Изабеллы и решил, что вам приятно будет узнать, что его имя Эдуард.
— Как нынешнего короля? — растерялась Элинор.
— Как короля ушедшего, того, кому мы обязаны нашим счастьем, вашего деда Эдуарда. Разве вы не счастливы? — Хьюго забрал с ее рук ребенка и передал его Дженни. — Теперь же я должен наказать вас, — Хьюго легко подхватил ее на плечо.
— За что? — как-то все легко у них произошло: обида, предательство, примирение. Слишком просто прощал Хьюго, когда большая часть вины была за ним.
— Выскочили босая. Хотите убить мать моих детей?
Если кто и мог убить ее, то это как раз он: так неистово он швырнул ее на ложе. Разорванная от ворота сорочка превратилась в бесполезную, ничего не прикрывающую тряпицу.
— Нельзя! Я не прошла еще обряд очищения, — даже для нее самой довод не прозвучал убедительно.
— Я и так слишком долго ждал.
Его ласки не похожи были на ласки пылкого любовника, скорее хозяина, который после длительного отсутствия со знанием дела исследует знакомые угодья. Вместе с тем Хьюго был жаден, как истосковавшийся по родной земле странник. Шальная мысль искрой пронеслась в голове Элинор. Что, если все долгие месяцы он хранил ее тепло, что, если ради нее все женщины мира перестали существовать? Хьюго оказался так скор, что успел полностью обнажиться, расшвыряв вещи по комнате. Она потянулась к мужу, пытаясь прикоснуться к вздыбленному члену — лучшему доказательству желания, — но была остановлена.
— Что не так? — прошептала она, когда Хьюго перехватил ее запястья.
— Не прикасайся ко мне, иначе я не сдержусь, — захватив в плен и второе запястье, он заставил Элинор заложить руки за голову.
Простой приказ оказался мучительно-невыполнимым. Особенно когда Хьюго припал к ее груди, а она могла ответить только жаркой пульсацией крови во всем теле в такт движениям его языка. Элинор раскрывалась все больше, а ее муж продолжал сладостную пытку. Приподняв ее бедра, он вошел в нее, но не полностью, поддразнивая легкими, неспешными толчками в преддверии, тогда как она хотела быть пронзенной, хотела поглотить его собой. Нарушая запрет, Элинор взяла Хьюго в плен своих ног, скрестив лодыжки на его пояснице, подтянувшись, увлекла его вниз, заставляя навалиться на себя всей тяжестью тела.
Хьюго только и ждал этого знака. Началась неистовая пляска единения двоих. Элинор было все равно, что ее крики наверняка слышны за стенами покоев. Она кричала, пока сладкая судорога не сдавила горло.
Огонь вожделения утихал постепенно. Исчерпав себя, какое-то время они лежали все еще соединенные между собой, согреваясь угольком нежности. Они отдалялись по мере того, как он остывал, и совсем холодом повеяло от вопроса Хьюго.
— Что было у тебя с Карнарвоном?
— Сможет ли лжец распознать правду? — Элинор повернулась на бок, отвернувшись от мужа.
— Ты обвиняешь меня во лжи?
Только за этот вопрос она готова была заколоть его мечом, влить в его чашу самый страшный яд, накинуть на его шею веревочную петлю, а другой конец привязать к мельничным жерновам, но, зевнув, она нехотя ответила.
— Если только ты не знаешь, какой конфуз произошел с Речным. И, конечно же, я не имею права спросить, какой доход нам дают мои земли.
— Я пытался тебя уберечь.
Нет, ей не послышалось: он действительно обиделся, как будто все было таким вполне понятным пустяком, а упрек не стоил и ломаного гроша. Для Элинор открывалось совсем другое: они, привязанные друг к другу, стояли над образовывающейся трещиной. Упадут они в пропасть или спасутся, зависело только от Хьюго и его следующего ответа.
— Сколько женщин грели твою постель, пока мы были в разлуке?
— Ни одной.
— Понятно, — разочаровано вздохнула Элинор.
— Но тех, в кого излил семя, несметное количество. Ты это хотела услышать?
— Я хотела услышать правду.
Элинор стало зябко. Даже попробовав свернуться калачиком, она понимала, что так ей не согреться. Холод разрастался откуда-то изнутри. Чувствовал ли это Хьюго или же просто снова посчитал это пренебрежением к нему, но, преодолевая сопротивление, он развернул Элинор к себе.
— Правда в том, что я не помню их лиц. Даже так: каждый раз, пусть на короткий миг, у всех них было твое лицо. Ни одна из них не стоит ни толики твоего внимания. Душой и сердцем я верен тебе, но тебя рядом не было.
«А тело так слабо и подвержено соблазнам». Что же, можно сказать, что Хьюго прошел проверку, хоть правда стала испытанием для самой Элинор.
— Благодарю тебя за искренность, — между бровей Хьюго залегла складка недоверия. Насладившись этим видом, Элинор продолжила. — Не надо оберегать меня сладкой ложью. Слишком горькое послевкусие. Я желаю быть единой с тобой и здесь, — Элинор легонько ткнула пальцем в лоб мужа, — и здесь, — ладонь легла на грудь, там, где билось сердце, — и здесь, — игривые пальчики прикоснулись к опавшему члену Хьюго, заставляя его ожить. — Только держи впредь свою стрелу в колчане, муж мой. Не выпускай понапрасну, если не хочешь потерять.
Упрямая складка так и не разгладилась, а стала еще глубже.
— Честна ли ты со мной, моя жена?
Король Эдуард. Элинор помнила, с чего начался их спор. Она была уверена, что Хьюго уже успел допросить сестру, и та сказала то, что собиралась сказать Элинор, но Хьюго важно услышать это из ее уст.
— Я знала только одного мужчину.
Маленькая тайна, что сердце свое она разделила между мужем и Светлым рыцарем, уравнивало их с Хьюго, считавшим свои похождения чем-то незначительным.
— Что ты говорила о стреле? Ей пора найти свою цель.
**
Невозможно представить людей столь одинаковых и столь разных, как барон Диспенсер и его сын. Стоит хоть ненадолго оставить их наедине, как тут же затевается спор. Барон спокоен и основателен, Хьюго горяч и непримирим. Они даже не замечают, когда, держа за руку Хукона, в зал входит Элинор.
— Помолчите! Вы испортите красоту момента! — барон Диспенсер удивленно приподнимает бровь. Брови Хьюго сердито сдвигаются к переносице. Даже Хукон смотрит на нее укоризненно, пытаясь повторить выражение лица отца. Дерзость Элинор, посмевшей прервать мужской разговор, оправдана. — Сейчас в этих покоях трое мужчин одного рода и одного имени.
Она прощена. Даже суровый барон не сдерживает улыбки. Остается наслаждаться дивным мигом счастливого единения. И ее мужу, и его отцу еще предстоит узнать одну великую новость. Пока что об этом знает сама Элинор, Мария и Дженни. Маленький Эдуард и Хукон тоже посвящены, но для них пока это не имеет значения.
Элинор немного страшно: все случилось так скоро. Прошло всего лишь три месяца от рождения Эдуарда. Хотя это уже ее третий раз. Могла бы и привыкнуть.
Из Франции Хьюго привез подарок сыну: меч, похожий на рыцарский, но только маленький. Он сокрушался, что не знал, нужно покупать еще один такой же меч. Меч для Эдуарда был куплен дедом. Пусть теперь эти двое спорят, кто должен купить третий меч или же, наконец-то, маленькую диадему.
Начало; Часть 2; Часть 3, Часть 4, Часть 5; Часть 6, Часть 7
Название: Douce Dame Eleonor
Автор: Roksan de Clare
Бета: Контесса, Kage Tsukiyama
Исторический период: 1309-1310 года
Размер: макси
Пейринг/Персонажи: Хьюго ле Диспенсер / Элинор де Клер / Эдуард II Карнарвонский
Категория: джен, гет
Жанр: общий
Рейтинг: R
Краткое содержание: В феврале 1310 года Хьюго ле Диспенсер Младший сбегает во Францию на турнир. Наказанием за подобный поступок является конфискация земель. Что в этом случае делать любимой племяннице короля и жене Хьюго Элинор?
Название: Douce Dame Eleonor
Автор: Roksan de Clare
Бета: Контесса, Kage Tsukiyama
Исторический период: 1309-1310 года
Размер: макси
Пейринг/Персонажи: Хьюго ле Диспенсер / Элинор де Клер / Эдуард II Карнарвонский
Категория: джен, гет
Жанр: общий
Рейтинг: R
Краткое содержание: В феврале 1310 года Хьюго ле Диспенсер Младший сбегает во Францию на турнир. Наказанием за подобный поступок является конфискация земель. Что в этом случае делать любимой племяннице короля и жене Хьюго Элинор?